Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском - страница 12
Лакей, годами не моложе самого Дмитрия Андреевича, помог облачиться в мундир, после чего граф важно проследовал в домашний кабинет.
На столе пачка писем и газет. Но граф к письмам даже не притронулся. Их он оставлял на вечер, знал — в них прошения.
Вошел щеголь-адъютант, Доложил о прибытии директора департамента полиции.
— Проси! — Толстой поднялся, двинулся навстречу Дурново.
— Рад, рад видеть вас, уважаемый Петр Николаевич! — Министр широким жестом указал на кресло, сам уселся напротив. — Итак, наш разговор, вероятно, о Благоеве?
Дурново согласно кивнул.
— Вы правы, граф. Именно по этому поводу позволил себе вас побеспокоить.
Накануне охранное отделение обнаружило преступную организацию, занимающуюся пропагандой социал-демократических идей среди петербургских мастеровых. Однако главный виновник, инициатор создания группы — студент Петербургского университета Димитр Благоев оказался болгарским подданным, и департамент полиции уведомил об этом министра внутренних дел.
— Я внимательно ознакомился с вашим сообщением, Петр Николаевич, — снова заговорил Толстой, — и считаю: вы совершенно правы. Этого мерзавца в каторгу бы, в каторгу. Однако, учитывая его национальное происхождение, ограничились, как вам известно, высылкой за пределы Российской империи. Пускай им займется болгарская полиция.
— Граф, — с почтением выслушав министра, заметил директор департамента полиции, — искореняя социал-демократическую заразу у нас в стране, нам надлежит помнить, что она угрожает нам и за ее пределами: в Женеве — плехановская группа «Освобождение труда».
Адъютант внес поднос с кофейником и двумя чашечками саксонского фарфора, разлил кофе. В кабинете повеяло ароматом. Министр, сделав глоток, сказал:
— Но, Петр Николаевич, есть ваш департамент, и вы располагаете многочисленной заграничной агентурой. Слава богу, Россия имеет хороший полицейский аппарат.
Наслаждаясь кофе, он блаженно прикрыл глаза.
— Если речь зашла об агентуре, граф, то, пользуясь случаем, хочу заручиться вашей поддержкой.
— В чем она? — поднял веки Дмитрий Андреевич.
— В просьбе к его императорскому величеству о расширении сыскного аппарата.
— Хм, понимаю, понимаю. Думаю, государь вас поддержит при скудости наших нынешних финансов. Сейчас, когда удалось напасть на след преступного сообщества, убежден — самое время для вашей просьбы.
Толстой взял со стола бумагу, протянул Дурново:
— Здесь, уважаемый Петр Николаевич, предписание о ведении дела других членов группы вашим ведомством. Кому намерены передать следствие?
— Вероятно, ротмистру Терещенко. Предполагаю пустить его по социалистам.
— Специализация, Петр Николаевич, узкая специализация, — губы министра дрогнули в усмешке.
— Имею опасение, граф, что со временем нам потребуется немало таких следователей.
Знакомство вышло совершенно случайное. Оба в одно время оказались в трактире, на Литейном, сели за один стол. Час поздний, однако в трактире людно. Чадили свечи, махорочный дым плавал под самым потолком. То и дело хлопала дверь, впуская и выпуская народ. Компания извозчиков шумела о конях, сене, овсе. У стойки бранился с трактирщиком пьяный верзила. Баба в сбившемся платке, слезно причитая, тащила к выходу обвисшего кулем мужика в лаптях и расстегнутом армяке.
Сосед Павла, высокий рабочий со скуластым лицом и крупными мозолистыми руками, хлебая щи, заметил с огорчением:
— Вот она, Россия, пей — веселись, пробудился — прослезись.
Разговорились. Соседа Павла по столу звали Нилом. Был он значительно старше Точисского и работал на «Арсенале».
— Мы, Васильевы, отродясь петербуржцы, — с гордостью подчеркнул Нил. — Отец тоже арсенальцем был. Ты говоришь — из Екатеринбурга? Не слыхал.
— Город за Уральским хребтом. А в столицу приехал недавно, устроился на завод Берда.
— В Екатеринбурге почему не остался?
— Захотелось настоящей заводской жизни испытать.
— Настоящее мастерство у станка, а не на подсобке.
— Вы правы, — согласился Точисский.
— А велик город ваш, есть ли какие заводы?
— Из государственных — фабрики гранильная да механическая, на ней машины для золотых приисков делают. А кожевенные, свечной и водочный хозяевам принадлежат. Рабочих на них не более полтысячи насчитывается.