Обжалованию не подлежит - страница 15

— Ладно. Допустим. Давайте возвратимся к Носу. Он заходил когда-нибудь в кассу?

— Заходил.

— Один?

— Да.

— Что интересовало его?

— Ничего.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Может быть, его все-таки что-нибудь интересовало?

— Нет.

— Подумайте.

— Когда он заходил ко мне, я интересовался... анекдотами. У него удивительный дар рассказчика. Попробуйте поговорить с ним, сами убедитесь.

Азимова не интересовал Нос-рассказчик. Он хотел знать, мог ли Нос совершить преступление.

— Когда вы позавчера приехали из банка?

— Часов в пять.

— Он заходил к вам?

— Заходил, когда я кончил выдавать зарплату.

— Ну?

— Бросьте вы в самом деле, — снова упрекнул Байкабулов. — Не мог Нос убить человека. Понимаете: не мог!

Азимов продолжал допрос с тем же упорством.

— Зачем он заходил?

— Спрашивал, смогу ли я за один присест выпить литр водки?

— Я говорю с вами серьезно.

— Вы думаете, я шучу? — вспылил Байкабулов. — Он пригласил меня выпить. В получку многие приглашают.

— Вы пошли?

— Я пока не сошел с ума.

— Кто-нибудь еще приглашал вас в этот день?

— Да.

— Кто?

— Роберт Степанян... Я вижу, он вас тоже заинтересовал. Возможно, рассказать его биографию? А? — В голосе Байкабулова послышались насмешливые нотки.

Азимов и на это не обратил внимания.

— Расскажите.

— Пожалуйста. Впрочем, я мало знаю его. Он приехал из Баку. Ему не больше тридцати лет. Работает у нас недавно.

— Строит кутан?

— Да. Как вы догадались? Впрочем, неважно.

— Ну-ну?

— Собственно, все. Я с ним тоже не пошел.

— Почему?

— Не пью.

— Он знает, что вы не пьете?

— Знает.

— Странно. У него есть друзья?

— Наверное.

Азимов расстался с Байкабуловым, переполненный противоречивыми чувствами. То он считал, что кассир был сам замешан в преступлении, то пытался оправдать его и главным виновником считал Носа, то перебрасывался к Степаняну. В конце концов подумал, что Байкабулов, Нос и Степанян действовали сообща. Потом подверг резкой критике эту версию и принялся снова тасовать полученные сведения, все больше и больше запутываясь в них.

Вечером Тимур зашел к Лазизу.

Лазиз только что поужинал и сидел на диване с трехлетним Алишером. Рядом за столом сидела дочка — Ойгуль. Она училась в первом классе и теперь старательно выполняла домашнее задание. Шазия гремела посудой на кухне.

— Отдыхаете?

— Наслаждаюсь семейной жизнью, — встал навстречу Лазиз. — Ты даже не представляешь, какое это великолепие. Дети, жена, сам понимаешь... Садись, садись.

Тимур опустился на стул, стоявший около дивана. Оглядев комнату — книжный шкаф, телевизор, радиоприемник, быстро повернулся к Лазизу.

— Я к вам по делу.

— Знаю, — улыбнулся Лазиз.

— Знаете? Откуда?

— Пришел сам. Без приглашения. Значит, есть дело. Причем, неотложное. Так?

— Почти.

— Так... Мы с Дриголой кое-что приготовили... Ужинать будешь?.. Шазия! Шазия! Ты где? Иди сюда!

— Я позову, — сказала Ойгуль.

— Ну, позови, позови, — разрешил Лазиз.

— Я здесь, — сказала Шазия.

Она стояла в проеме двери — высокая, стройная, одетая в цветистый национальный халат.

Тимур видел ее раза три до поступления в школу милиции. Ничего привлекательного тогда он в ней не заметил, а сейчас в ней было что-то Милино, возможно — взлет бровей, длинная тонкая шея, полукруглые плечи.

— Ты здесь, мама? — сказал Алишер.

— Здесь, сынок, здесь, — шагнула Шазия к сыну, сползавшему с дивана.

Она легко подхватила его на руки, закружилась вместе с ним по комнате, засмеялась долгим счастливым смехом.

Лазиз смотрел на жену и сына такими сияющими глазами, что Тимур, взглянувший на него, почувствовал в груди щемящую боль.

«Может, мама права: мне, действительно, пора жениться. Милу не вернешь...»

— Ты почему забыла нас, мама?

Алишер, наверное, подражал отцу. В его голосе чувствовались нарочито суровые нотки, при этом в глазах сверкали задорные огоньки.

— Что ты, сынок! Я была на кухне. Мыла посуду.

Лазиз включился в шутливую игру:

— Не обманывай. Мы знаем, как ты мыла посуду. Наверное, варенье ела? Сознавайся!

— Сознавайся, сознавайся! — закричал Алишер. Он заколотил ручонками в грудь матери, закрутил черноволосой головкой.

Ойгуль не выдержала, вскочила со стула, подбежала к матери, закричала тоже, счастливая и беззаботная, как и Алишер: