Огонь Черных лилий - страница 8
И он кричал, теряя контроль. Разбрызгивая свою чистую белоснежную страсть по серой реальности.
Ясмин поднялся и, взяв со стола салфетку, протер губы, наблюдая как тяжело дышащий Винсент, распластанный страстью на столе, приходит в себя.
Парень сначала открыл один лукавый глаз, потом второй. Он поднялся и вздохнул, на его бледных щеках горел румянец.
— Ты как? — с долей нежности спросил Ясмин, проводя рукой по голове Винсента.
— Все супер, — ответил он и улыбнулся.
— Ты всегда так смачно кончаешь…
— Только в твоих руках…
Ясмин провел пальцем по мягким губам парня, и застыл пойманный ими врасплох. Винсент закусил его палец зубами и легонько поиграл языком, его глаза хитро светились.
— Винсенте, — прошептал Ясмин.
Парень погрузил палец в рот и, посасывая его, специально громко причмокнул. А потом кинулся на Ясмина, бросая его в кресло и оказываясь головой у колен.
— Может, ответить тебе тем же? — иронично начал мальчишка, — Ты уже готов снова?
— Да.
Винсент легким движением скользнул к промежности партнера и погладил ладонью.
— Какой большой… — прошептал он.
— Я в курсе, — Ясмин терял самообладание.
— Я так заработаю вывих челюсти, — продолжал издеваться Винсент.
— Ты всегда болтаешь вздор. Давай же, начинай.
Вместо ответа Винсент слегка подул на возбужденный лаской орган и облизнул один раз.
— Винсенте… — Ясмин почти умолял.
— Ты просишь меня?
— Да.
— Проси…
— Прошу.
Винсент улыбнулся.
Он ждал такие моменты, моменты, когда он ломает ледяное спокойствие Ясмина и становится его хозяином. Когда этот атлант, падает к его ногам и умоляет. А самое приятное, вытачивая языком узоры, наблюдать, как меняется лицо бесстрастного истукана, как нервно дергается его бровь и губы сжимаются, как он борется с собой, чтобы не застонать и не признаться перед Винсентом в своей слабости. Настоящая месть, доводить Ясона до состояния, когда он теряет контроль. Теперь Винсент его хозяин.
Борьба окончена, исполин повержен. Талый лед растекается по губам и скатывается по подбородку…
Ясмин хватает Винсента и прижимает к себе. Он кажется таким маленьким на фоне грудных мышц главнокомандующего, а ладони Ясмина чуть ли не больше его головы.
— Я обожаю тебя, — шепчет Ясмин, прижимая к себе.
— Горькая, — Винсент облизывает губы, — Ты опять много курил… или пил кофе…
— Ты мой, навсегда, — отзывается Ясмин, вытирая подбородок парня своими пальцами.
— Ты хочешь меня поцеловать? — спрашивает Винсент.
— Да, я хочу тебя целовать. И только тебя.
— Ты не брезгуешь, я же только что…
— Нет, — носы любовников встречаются, — Я буду тебя целовать даже, если ты изваляешься в чужом дерьме.
— Я не собира… — Винсент не договаривает, потому что Ясмин впивается в его губы.
Через полчаса они уже выходят из главного штаба. Рядом друг с другом, плечом к плечу в тайной близости душ. Ясмин снова невозмутим, а на щеках Винсента все еще играет румянец удовлетворения. Скоро он исчезнет, и его щеки снова станут болезненно белыми.
— Ты без шапки, — замечает Ясмин, поправляя свой белый меховой тюрбан.
— Мне не холодно, — Винсент пожимает плечами.
— Пойдем куда-нибудь?
— Мне надо на работу.
— Не надо, — в воздухе мигает голографическая картинка, Ясмин уже отправляет сообщение.
— Опять?
— Ты на срочном совещании, Игле наплевать.
— Наши хитрости очевидны, ты видел лицо гвардейца? А говорил, двери звуконепроницаемые.
— Ты так кричишь, что никакие новинки техники не в состоянии тебя заглушить. Хочешь, я расстреляю гвардейца?
— Нет, он был смущен больше нашего. Решит, что ты меня избивал… — Винсент смеется.
— Как скажешь. Мы идем?
— Да. Давай пойдем в навесной ресторан, будем смотреть на город сверху вниз и пить шампанское.
— Шампанское, — Ясмин хмурит брови, — Женский напиток.
— Пускай. Помнишь, еще, будучи в банде, мы захватили склад, но, к нашему сожалению, там ничего полезного не было. Ни металла, ни еды. Только шампанское и апельсины, покрывшиеся коркой от мороза. Кажется, тогда была зима…
— Да, этот же день, 29 февраля, — кивнул Ясмин.
— И как ты все запоминаешь?! — изумился Винсент, — Да, точно. Февраль. Мы тогда от отчаяния устроили себе праздник. Сидели на ящиках и пили шампанское, закусывая холодными апельсинами.