Они ушли - страница 5

  А в кухне сонная Таня стоит в халате у плиты, от нее сбегает кофе, а она не видит, и пахнет горелым, и у нее большие темные глаза, она всю ночь писала какой-то свой дурацкий роман, она написала их кучу и никому они не нужны, но призвание - это все, что у нее есть.

  Я целую ее и окончательно просыпаюсь, малышка плачет в комнате, а Таня спрашивает:

  - Во сколько тебя ждать сегодня?

  Настя

  Мачеха меня готовить не учила, она сама готовила плохо, у нее всегда еда была то горелая, то сырая. Детство помню каким-то полуголодным из-за этого. Нас с братом подкармливали тетки из нашей коммуналки. А отца не подкармливали, вот он и испортил желудок, потом и умер от язвы. Мачеха нас обоих с братом не любила, поэтому он для меня и братом стал, наверное. Нелюбовь связывает.

  С Колей нас тоже нелюбовь связывает. Это трудно объяснить, да и вообще объяснять некому и незачем: это как из рук в руки льдинку передавать, как ни береги - растает.

  У Коли тоже есть брат. Он лечится от наркозависимости. В какой-то православной клинике, где применяют труд и молитву. Коля считает, что труд и молитва от всего помогают. Я не знаю, молится ли он, но работает много.

  Я давно не работаю и совсем не молюсь. Никогда даже не пыталась.

  На сцене играть пыталась.

  Много кем пыталась быть - не пошло.

  Это странно - молиться. Ты стоял когда-нибудь на обочине дороги - тебе надо было на другую сторону, а машины летели, летели, летели?.. Вот если бы ты стал кричать, чтобы они они остановились, разве они бы остановились? Если тебе надо на другую сторону, сию секунду надо, некогда переход искать - просто беги, беги, под колеса бросайся... Колин брат вот побежал. А Коле не надо было никуда, он на работу ходит.

  Не знаю, почему он со мной живет. Говорит: ты ведьма, у тебя глаза черные. А в другой раз говорит: ты с головой не дружишь совсем.

  Мы комнату снимаем, могли бы, наверно, квартиру целую, но Коля много денег отдает за лечение брата. А я не работаю.

  Он меня спрашивает иногда:

  - В толк не возьму, Настя, что ты делаешь целыми днями?

  А я говорю:

  - И я не возьму. Но я могу.

  Он крутит пальцем у виска и говорит:

  - Даже готовить не умеешь. Одно только - красивая.

  - У меня мачеха красивая была, - говорю.

  Он смеется:

  - Разве от мачехи красоту наследуют? Она ж не по крови родственница...

  Я не похожа на мачеху. Она красилась в блондинку, подводила глаза голубым и пахла духами. У нее была светлая кожа. А я темная. Отец тоже был брюнет. У брата сейчас жена - брюнетка. И дочка тоже темненькая. А брат светло-русый. Брат мне часто звонит, я даже не всегда отвечаю. Я знаю, что он меня любит, слишком знаю. Он мне брат, хотя у нас нет общей крови. Зато у нас общая кухня, одна общая кухня в голове, с несколькими плитами, с кастрюлями и чайником эмалированным, с подсолнухом на боку. И мы умеем только кипятить чай. Ничего, кроме чая, не умеем.

  Коля тоже русый, как мой брат, стрижется ежиком. Нос у него широкий, кисти рук широкие, само тело широкое. И он еще и руки раскидывает в стороны, когда спит. Я сплю на краешке кровати из-за этого.

  Прошлой ночью Колин брат приходил. Я его видела только на фото, но сразу узнала. Он не похож на Колю, но это неудивительно. Я ведь тоже не похожа на брата.

  Я проснулась среди ночи и лежала с открытыми глазами. Ночь любит, когда ей все открыто, а зажимаешь глаза, она ломится, орет, как алкаш, которого жена домой не пускает.

  Он шел от двери в комнату, к столу и креслу. Высокий и худой, на нем рубашка висела как на вешалке. Вся в каких-то опилках, может, он там работал с чем-то таким. С деревом. Строгал, пилил, молился.

  Он сел в кресло и сказал:

  - Настя, дура ты, дура! Чего не спишь? Спи!

  Я смотрела на него, пока он не размазался, а потом и вовсе исчез, как пятно, которое отстирали.

  Зазвонил будильник.

  Коля перебрался через меня, ругаясь, как всегда. Что-то про проклятую работу и жизнь. И что я, сука, не работаю и мешаю.

  Я открыла глаза и сказала

  - Твой брат приходил.

  Коля только буркнул: