Осиное гнездо - страница 10

  - Ты - мамкин сынок, но мне наложить кучу на это. У тебя рожа кривая, нижние зубы выпирают, а верхние гнилые, изо рта от тебя воняет, мотня грязная, тьфу на тебя!

  - Это неправда, - пробовал защищаться я, и мои глаза становились мокрыми.

  - Что? Ты еще смеешь вякать, крысенок недоношенный? Такие как ты, выходят из заднего прохода, а не оттуда, откуда положено. Будешь хрюкать ˗ пойдешь мыть полы сегодня ночью в штабе. Понял? Понял, я спрашиваю?

  При этом он брал за подбородок и приближал свое лицо к моим глазам.

  Я как и все молча переносил наказание, зная, что сержант Артемьев получает от этого кайф, как от махорочной самокрутки.

  Обычно в шесть утра дежурный по школе во всю глотку орал:

  - Школа, подъем! Строиться!!!

  На подъем, на то, чтобы одеться и стать в строй, отводилось 50 секунд. Далеко не все курсанты могли это сделать. Кто-то, в спешке, путал брюки с рукавами гимнастерки и за это подвергался унизительному словоблудию. Кто-то застегивал гимнастерку не на все пуговицы, кто-то терял широкий брезентовый ремень с железной пряжкой.

  После переклички в строю, срочно все выводились на утреннюю зарядку. Усиленная пробежка несколько кругов на спортивной площадке, была мучительной, особенно в первые дни, но потом мы привыкли, и наше сердце справлялось с нагрузкой, но любви к утренней зарядке так и не появилось.

   Наиболее сложным, если не сказать мучительным было подтягивание на перекладине: у всех курсантов было молоко в мышцах. Я вспомнил, что в школе, где я учился до призыва в армию, вообще никакой перекладины не было, а преподаватель физкультуры, вместо урока, всегда говорила: погуляйте, ребята.

  Ни я, ни другие курсанты и знать не могли, что физическая вялость, а точнее немощь, повлияет на наш выпуск: мало кому присвоили звание младшего сержанта. Что это за сержант, командир отделения, который не может подтянуться на перекладине десять раз, показать подчиненным пример?

  Самым унылым занятием было изучение уставов внутренней, караульной службы, изучение мат части и стрелкового дела.

  Эти занятия вели сержанты. Это были плохие учителя, умели только читать и то невыразительно, а только монотонно. Курсанты тут же погружались в сон. Не помогали никакие наказания: каждый день было то же самое.

  ˗ Строевой подготовка, ваш мат, блат ныкончается и ны подныматся ваш голова! Встат, смирррна! Ти пачэма спат, блат твоя мать? На вечер снова мыт пол. Как твой фамилий, блат твоя мат?

  ˗ Бамбушкарь, ˗ вскочил Бамбушкарь, словно ему воткнули шило в пятую точку.

  ˗ Нэ спат на урок, Бушка Мошка, а то отправит ти на драйка пол.

  ˗ Га˗га˗га, ˗ заревела вся школа.

  Сержант Сухэ растерялся, но ненадолго. Он убедился, что у него указка в руках и что он стоит у доски, пустил указку в ход, он стучал ею по классной доске до тех пор, пока не появился Писькоченко.

  ˗ Что произошло?! Сержант Сухэ, успокойтесь, а то звуки доходят до самого майора Степаненко, а майор Степаненко..., он когда ему мешают мыслить, начинает нервничать и рваться к источнику, откуда берется нервозность.

  ˗ Товарищ старшина Писько˗ кукученко, мой весь ночь не спал, готовитса на урок, они, блат их мат, смеются. Что дэлат, Писько ˗ Кукучко?

  ˗ Сейчас решим. Курсант Шаталов! ко мне!

  Шаталов поднялся, нет, вскочил ˗ руки по швам.

  ˗ Вот тебе устав, читай ребятам. Очки нужны?

  ˗ Никак нет, товарищ старшина.

  ˗ Следуйте за мной, сержант Сухэ, ˗ скомандовал старшина.

  Сержант Сухэ долго не появлялся, уже все думали, что он испарился навсегда, но однажды в одно из воскресений, он явился с повязкой на руке, на которой белыми буквами на красной повязке значилось: дежурный по школе.

  Я почувствовал недоброе, и мои опасения вскоре сбылись. Перед вечерним построением, когда нам разрешалось подшивать новые воротнички, он подкрался к тому месту, где я сидел и заорал:

  ˗ Ти пачэму, блат твоя мат, сидишь на заправленный койка, разрушая канты по обоим сторонам матрас? встать, блат твоя мат! Один наряд на очеред.

  ˗ А что делать, когда все спят.