Основания девятнадцатого столетия - страница 9

Догма­тический взгляд на сущность Будды является только модифи­кацией этого мифа. Так же представление, что Бог, ставший человеком, мог родиться только от Девы, — древняя мистиче­ская черта и относится к классу естественных символов. Те ос­меиваемые схоластики, которые хотели найти не только небо и ад, но и триединство, принятие Богом человеческого образа, парфеногенез и т. д. — у Гомера намеком и у Аристотеля явно, — не были так уж неправы. Алтарь и понятие святого причас­тия у ранних христиан скорее указывают на общие арийские представления символического естественного культа, чем на иудейскую искупительную жертву разгневанному Богу (под­робнее в конце главы). Короче говоря, ни одна черта христиан­ской мифологии не может претендовать на оригинальность. Правда, все эти представления в христианском учении приоб­рели совершенно иное значение, но не из–за отличия мифиче­ского заднего плана, но, во–первых, потому что на переднем плане находилась историческая личность Иисуса Христа и, во–вторых, потому, что метафизика и мифология индоевропей­цев, обработанные людьми хаоса, были искажены до неузна­ваемости. В XIX веке появилось желание объяснить явление Христа как миф,^>27 но истина совершенно в ином. Христос — это единственное, что не является мифом в христианстве, через Иисуса Христа, через космическое величие этого явления (для чего подошло исторически-материальное влияние еврейского мышления) миф стал, так сказать, историей.

Прежде чем перейти к созданию «внутренних» мифов, не­обходимо коротко вспомнить те чуждые, преобразующие влияния на видимое здание религии, которые искажали свой­ственные нам, полученные в наследство мифические представ­ления.

Например, то что Бог, ставший человеком, родился от Девы, как уже говорилось, было древним представлением, однако культ «Матери Божией» пришел в христианство из Египта, где примерно за триста лет до Рождества Христова богатый, пластически подвижный, восприимчивый ко всему чужому пантеон с особым рвением воспринял эту мысль, ес­тественно, преобразуя ее, как все египетское, в чисто эмпи­рический материализм. Лишь позднее удалось культу Изиды попасть в христианскую религию. В 430 году Нестор назвал слова «Матерь Божия» кощунственным новшеством — это только что стало достоянием церкви! В истории мифологи­ческих догматов проще всего доказать непосредственную, генетическую связь между христианским поклонением «Ма­тери Божией» и поклонением Изиде. Дело в том, что в после­дующие времена религия царившего в Египте времени хаоса народов все больше ограничивается поклонением «сыну бога» Гору и его матери Изиде. Знаменитый египтолог Флин­дерс Петри пишет: «Этот религиозный обычай оказал огром­ное влияние на находящееся в процессе становления христи­анство. Не будет слишком смелым утверждение, что без египтян мы бы не знали Мадонны. Культ Изиды нашел рас­пространение уже при первых императорах и стал, так ска­зать, модой во всей Римской империи. Когда он затем соеди­нился с другим великим религиозным движением, так что мода и глубокая убежденность могли идти рука об руку, по­беда ему была обеспечена, и с тех пор до сегодняшнего дня Богиня-Мать стала главным образом в религии Италии».^>28 Этот же автор показывает, как почитание Гора как божест­венного дитя перешло в представления римской церкви, так что зрелый мужчина, провозвестник спасения в ранних пред­ставлениях, в конце концов, стал шаловливым bambino на итальянских картинах.^>29 Как видим, наряду с индоевропей­ским и иудейским влиянием в развитии христианской церкви участвует также хаос народов. Подобное мы видим в пред­ставлениях о небе и аде, воскресении, ангелах и демонах и т. д., одновременно мы обнаруживаем, что мифологическое значение все больше уменьшается, пока наконец не остается просто рабское суеверие, которое совершает фетишеподоб- ные идолослужения перед предполагаемыми гвоздями свя­того. Во второй половине первой главы я сделал попытку определить различие между суеверием и религией. Одновре­менно я показал, как ошибочные представления грубого на­рода в союзе с самой рафинированной философией начали успешно нападать на истинную религию, когда эллинская поэтическая сила подходила к закату. Все сказанное ранее применимо и в данном случае и не требует повторения (см. с. 99-106 (оригинала. — Приме