От Самары до Сиэттла - страница 14

Я вновь возвращаюсь к своим школьным годам.

Когда закончилась первая четверть первого класса (1899 -1900 гг.), я стал первым учеником в классе. Учитель французского спросил, кто первый в классе, и я встал. Он спросил меня: «Ты из общежития»? Я сказал «да» и с удивлением услышал: «Ты не можешь быть первым учеником». Для этого была одна причина: было шесть мальчиков из общежития в классе, которые были заводилами.

Учитель французского был явно недоброжелательно настроен по отношению ко мне. Когда я делал одну ошибку в письменной работе, он снижал мой балл на единицу, хотя полагалось только на одну четверть балла. Когда я протестовал, то он отвечал, что я - первый ученик, поэтому не должен допускать ошибок. То же было при устных ответах: он снижал оценку за малейшую ошибку. Он просто ненавидел тех, кто жил на пансионе.

В конце второй четверти моя суммарная оценка была такой же, как и у Ветчинкина, который был вторым учеником. Классный руководитель, которого мы все любили, решил провести испытание для нас двоих, и в нём я победил, снова став первым в классе. Когда учитель французского вновь спросил, кто же первый, то я опять встал. Его брови взлетели вверх от удивления, и он только произнёс «О»! Но его «преследования» продолжались весь год, в результате чего я, действительно, выучил французский. Это был первый случай борьбы за более высокое положение в моей жизни. Во втором классе я стал «французом» и даже получил награду по французскому, когда уже не ожидал этого.

Когда я учился в первом классе, то нередко дежурил вместе с Ветчинкиным: вытирали доску, приносили мел и учительский журнал в класс, наводили порядок и так далее. Чем больше времени мы проводили вместе, тем крепче становилась наша дружба.

Я думаю, что жизнь в общежитии научила меня дисциплине в работе: для меня стало естественным заниматься по вечерам, а когда я заканчивал делать домашние задания, то читал или помогал другим в их занятиях.

В четвёртом классе у нас появился новый учитель математики, который попытался учить нас точности выражения. Он предложил нам попробовать выражать математические задачи короче, чем это делал он, но не упуская самых важных пунктов. Я попытался и обнаружил, что это невозможно сделать. В конце концов, я вынужден был повторять слово в слово его формулировки, даже если они были очень длинными. Этот тренинг мне очень пригодился в моих будущих инженерных штудиях. Однажды он предложил мне доказать геометрическую теорему без чертежа. Я описал чертёж словесно и расставил буквы там, где нужно, а он сделал этот чертёж на листке бумаги. Затем я продолжил доказательство с закрытыми глазами. И обнаружил, что это совсем не трудно, благодаря той тренировке, которую предложил учитель. Это был последний раз, когда он вызывал меня к доске. Он преподавал математику у нас в течение трёх лет.

Когда мы перешли в шестой класс, у нас появились предметы по экономике: политическая экономия, экономическая география, технологии сырья, экономическое законодательство и бухгалтерия. Всё это - как дополнение к основной программе средней школы и трём языкам: немецкому (с подготовительного класса до выпускного), французскому (с первого класса до окончания школы), английскому (с пятого класса до последнего). Несмотря на большую загруженность учёбой появились внешкольные интересы , и я был в это вовлечён.

Была первая половина 1904 г. В Манчжурии шла русско-японская война, не очень успешно для России. В обществе усиливалось недовольство: патриоты обвиняли бюрократию в ошибочных решениях, “либералы” говорили, что война -это авантюра, причина которой кроется в личных интересах. Социалистическая пропаганда усиливалась, и мы были заражены ею. Молодые, не имея опыта, всегда следуют за лозунгом справедливости для всех, особенно для обделённых групп населения. В последних не было недостатка: большие расходы на оборону страны легли тяжёлым грузом на крестьян, то есть на большинство населения; недостаток накопленного капитала был причиной низкой заработной платы и малых вложений в промышленность. Это я понимаю сейчас, но тогда это было для меня не ясно.