Отец Джо - страница 59

стр.

— … По крайней мере, в них не было ничего плотского.

— Конечно, было, дорогой мой. Но что в этом такого?

— А как же невинность?

— Она ведь не подразумевает хирургического вмешательства, правда? Мы все равно остаемся существами чувственными. Секс это удивительный дар, способ физически выразить величайшую силу всего сущего — любовь. Ты знаешь, я думаю, секс — блестящая идея Господа. Сродни причастию.

— Секс — причастие?!

— Т-т-только не вздумай говорить аббату.

— Так значит, половые отношения не греховны?

— Они бывают греховны, бывают. Вот только гораздо реже, чем нам кажется. Все зависит от конкретной ситуации. Если ты вступаешь в интимные отношения, чтобы сделать другому больно, использовать его или доставить удовольствие себе и только себе, не отдавая другому столько же, а то и больше… да, в таком случае это грех. Мы, монахи, перед Господом и общиной даем обет безбрачия. Вступить в интимную связь для нас все равно что предать Господа и собственных братьев по вере. И дело тут не столько в самом сексе, сколько в нарушении обета — вот что является грехом, также как и нарушение супружеской клятвы, ранящее другого. Согласись — сексуальные грехи объявили самыми тяжкими из всех грехов. А все потому, что чувственная любовь обладает огромной силой. Люди попросту страшатся ее! Мы должны освободить секс от страха!

В 1958-м, когда Второй Вселенский Собор лишь мелькнул в глазах Папы Римского Иоанна и тут же погас, когда церковные уставы, правила, уложения и таинства, касавшиеся интимных отношений, все еще оставались жесткими и неизменными в своей косности, подобные взгляды выглядели передовыми.

Я всегда поражался тому, что отец Джо, ни разу не спавший ни с мужчиной, ни с женщиной, выбравший для себя затворничество еще в юношеском возрасте, имел такие познания в области, которую твердо поклялся не знать. По крайней мере, «не знать» в современном значении этого слова — не владеть никакими лабораторными данными и никаким практическим опытом. У него не было ни того, ни другого, и в то же время он знал. Ничто его не ужасало и не удивляло, он всегда схватывал самую суть и всегда давал дельный совет о том, как разрешить проблему. Что для меня оставалось загадкой. Старинное предписание «О чем проповедуешь, то и практикуй» он перевернул с ног на голову. Отец Джо проповедовал — и делал это блестяще — о том, что ни при каких обстоятельствах не мог практиковать.

В тот же день мы вернулись к теме разговора, только подошли к ней кружным путем. Недавно я прочитал критические эссе Элиота, через которые открыл для себя Данте. Чтобы справиться с великолепными терцинами, я принялся изучать итальянский.

Так что я ответил отцу Джо тем, что дал ему почувствовать вкус «Ада». Мы брели по дубовой роще, разбрасывая опавшую листву. Отец Джо обожал слушать итальянскую речь, хотя на тот момент знал язык совсем плохо; он повторял за мной несколько строк, которые я успел выучить.

Я дошел до Франчески и Петрарки — обреченных любовников, которые были застигнуты вместе и убиты, — до того самого места, где Франческа говорит с Данте, а на фоне их разговора слышны скорбные возгласы Петрарки.

Amor ch’а nullo amato amar perdona
mi prese del costui piacer si forte
che come vedi ancor non m’ahbandona[32]

А дальше — любимые строки Элиота:

…Nessun maggior dolore
che ricordarsi del tempo felice
ne la miseria…[33]

Отец Джо, закрыв глаза и шевеля губами, будто пробующими слова на вкус, с безупречным произношением повторял за мной слова.

— Отец Джо, да вы говорите не хуже тосканца из четырнадцатого века.

— Ну-ка, попробую перевести… Nessun maggior dolore… «страждет высшей мукой…» ricordarsi… «помнит»?

— Да-да…

— «радостные помнит времена в несчастии». Так, да?

— Отлично!

— Спасибо, дорогой мой. Ты знаешь, это все благодаря латыни. Прямо столоверчение какое-то, сошествие в ад. Как будто он и в самом деле побывал там.

— А что, обязательно было сходить в ад, чтобы заняться любовью?

— В тринадцатом веке? Очень даже может быть.

— А теперь?

— Скорее всего, нет.

— Несправедливо как-то.

— Да, но Данте и в самом деле обошелся с влюбленными по-доброму. Он ведь не разлучил их, так? Piacer si forte che come vedi ancor non m’abbandona. «Меня к нему так властно привлекла, Что этот плен ты видишь нерушимым». Между ними сохраняется связь, их любовь никуда не делась. Проявление божественности. Даже в аду. Вот что интересно.