Оторвановские новости - страница 8
— За тобой? Не смеши! Все пятки мне тогда оттоптал…
— Может, еще скажешь, что я перед тобой на колени становился?
— А то нет? Вспомни, как уговаривал-то.
— Я? Тебя? Не помню такого. А вот как ты меня уговаривала жениться никогда не забуду. — Моторин нагннулся, поднял с пола носки, сел на табуретку и, обуваясь, продолжал подшучивать над женой: — Никогда не забуду твои слова: «Ты, Никиточка, не бросай меня, женись… А уж я тебя за это всю жизнь на руках таскать буду…» Говорила так, а сама все ладошкой по макушке меня поглаживала…
— Я тебя сейчас поглажу по макушке… кастрюлей чтобы не болтал чего не надо. Никиточка!
— Вот-вот, это ты можешь. Наобещала мне в девках златые горы, а сама сюрприз за сюрпризом делаешь.
— Небось, и у тебя сюрпризов хватает. Это надо же придумать: я родила Алешку!..
— Не хорохорься, старая. Тверди везде, как я велел. Интересы семьи того требуют.
Раздав утром сбрую, Никита Моторин пошел домой завтракать. Анисья купила в магазине блинную муку, и ей не терпелось накормить мужа горячими блинами. Поэтому она велела ему сегодня долго не задерживаться на колхозном дворе. И Никита спешил к блинам. Повстречал тракториста Свистунова. Тот, улыбаясь, протянул руку:
— Привет сбруйщику.
— Привет… от старых щиблет, — ответил Никита, пожимая ладонь тракториста. — Какие новости на планете?
— Новостей много. — Свистунов кашлянул, продолжая улыбаться, достал из кармана пачку папирос. — Новые паспорта скоро всем будут давать. Не слыхал? Ты ж у нас всегда в курсе новостей.
— Читал в газете про это, давно еще. Только нашему брату-колхознику паспорта ни к чему — ни новые, ни старые.
— Нам с тобой ни к чему, а вот, скажем, сыну твоему, Алешке… — Свистунов сделал паузу, затянулся дымом папиросы. — Сыну твоему… — Он опять сделал паузу. — Сыну потребуется паспорт, если учиться куда-нибудь поедет.
— Не если, а точно поедет, — сказал Моторин, сделав вид, что не заметил насмешки. — Ладно, некогда мне, пошел я.
Никита понимал: каждому взрослому ясно, что в таком возрасте, как они с Анисьей, не рожают. Но сам он уже настолько свыкся со своим враньем, что начал принимать его за чистую правду. Пусть посмеиваются пока над ним односельчане, свыкнутся и они с его выдумкой, постепенно, с годами. Никита в этом уверен.
— Мука отличная, — встретила дома Анисья мужа. — Блины прямо без подмаза сл сковороды снимаются. Садись
Моторин налил в кружку кислого молока, придвинул к себе тарелку с блином, разорвал его пополам, свернул половину трубочкой и, макнув ее в кислое молоко, отправил в рот.
М-м-м… Вкуснятина — промычал. Никита, жуя блин. — Давн не едал таких.
Анисья убавила огонь в керосинке, почерпнула ковшиком тесто из кастрюли, вылила на сковородку. Тесто зашипело, растекаясь по дну.
— А ты никаких изменений не замечаешь? — улыбчиво прищурилась жена.
Моторин осмотрел кухню.
— Стены побелила. — Он покачал головой. — И когда только успела… Но что-то плоховато у тебя получилось, неровно, полосы кругом…
Улыбка с лица Анисьи пропала.
— Где же полосы-то? Где?
— А ты не видишь? Вон они.
Анисья сняла со сковородки блин, налила другой.
— Значит, плохо я побелила? — спросила она, и ноздри ее стали вздрагивать.
— Нельзя сказать, что плохо, но неважно, — ответил Никита, не заметив вздрагивание ноздрей супруги. — Я не знаю, зачем ты вообще затеялась белить. Было хорошо, а ты…
Договорить Моторин не успел. На стол рядом с блином упала тряпка, брошенная Анисьей. Этой тряпкой она поддерживала сковородку, когда снимала блин.
— На! Пеки сам! Черт! Нет чтобы похвалить, а он, деревяшка неблагодарная… Плоховато ему! Неровно! Полосы! Много ты понимаешь, сапун простодырый… Мотаня чертов… Пеки сам, не нужен ты мне!
Она кинула на стол нож, которым поддевала блин, и быстро вышла из ухни. Моторин несколько секунд сидел в оцепенении, потом встал, снял румяный блин, зачерпнул ковшиком из кастрюли теста и вылил на сковородку.
— Не ходи, Лариса, не ходи. Пусть сам стряпает, — донесся до него из комнаты голос жены. — Нечего его баловать.
— Ну и не ходите, без вас обойдусь, — тихо проговорил Никита, добавляя себе в кружку кислого молока.