Оторвановские новости - страница 9
Блины пеклись быстро, снимались со сковородки хорошо. Моторин еле успевал их есть. Только управится с одним, а там уже другой поджарился. Никита почувствовал, что наедается. И тут в кухню вошла нахмуренная Анисья. Она глянула в кастрюлю и всплеснула руками:
— Ба-атюшки! Всю кастрюлю смолотил! Куда только и уместилось столько!
— Туда, — буркнул Моторин, кивнув на свой живот. — Ты что же, думала я шутить за стол сел? Нет, дорогуша, я есть сел, а не шутить. Ограничивать себя не собираюсь!
— Ну все, Лариса, наелись мы с тобой! — крикнула Анисья дочери. — Жених-то наш всю кастрюлю смолотил! Нарочно упирался, чтобы нам не досталось.
— Я думал, вы поели, — оправдывался Никита. — Предупреждать надо. Разведи еще блинов. Долго, что ли? Давай помогу.
— Иди уж отсюда, — сказала Анисья, доставая из буфета муку. — Натрескался и уходи, не путайся под ногами.
В кухню вошла дочь.
— Лариса, ты вот что… езжай в город, — заговорил Моторин. — Устроишься там на завод, будешь работать, встретишь человека, замуж за него выйдешь. А мы с матерью сами Алешку воспитаем. Не внуком его будем считать, а сыном.
— Не беспокойтесь вы обо мне. Не хочу я в город. В своей деревне буду жить.
— Дурочка. Тут сроду замуж не выйдешь.
— Не нужен мне никто.
— И отец Алешке не нужен?
Лариса прикусила губу, помолчала, потом тихо сказала:
— Ни за кого замуж не пойду, кроме Алешкиного отца. А ему нельзя жениться… Хватит об этом, папа.
Моторин вздохнул, ушел в сенцы.
«А ему нельзя жениться…» — вертелись в его мыслях слова дочери. Кому же это в Оторвановке нельзя жениться? Парню любому можно. Знамо дело, женатому нельзя… Как ни крутись, как ни отнекивайся, а выходит, что отец Алешки — Сергей Пахарев… Никита много раз наблюдал за дочерью по утрам. И всегда она показывала маленького в окно. А напротив дома Никиты в это время оказывался Сергей Пахарев — шел на работу. Лариса еле заметно приветственно помахивала рукой… Все совпадает Жена Пахарева больна — раз. Через окно спидания устраивают — два. «А ему нельзя жениться..> — три. Дела а! При живой жене… Хорошо хоть не в открытую любятся. Каково было бы жене Сергея, если бы знала. Ну и случай! Не знаешь, кого обвинить…
Моторин опять вздохнул, вышел с граблями в палисадник вычесал ими мусор из муравы, сел, закурил.
Мысли о дочери отошли. Тихо. Воздух свежий. Его еще не успели запылить машины и телеги. Утро виделось Моторину крепкой, здоровой дивчиной. Просыпалась дивчина-утро, медленно вставала, томно потягивалась, ласково оглаживала себя и шла не спеша, распустив светлые волосы, шла навстречу солнцу, жмурилась от его яркости, заслоняясь рукой, улыбалась, нехотя расставаясь с сонливостью. Милое такое это погожее утро-дивчина и до удивительности похоже на Анисью в молодости…
Есть еще бодрость в Никите! Есть еще в нем силушка!
Моторин потянулся, подрагивая ноздрями, потушил окурок, но в траву его не бросил, отнес в кадушку с водой.
В палисаднике копались разноцветные куры — одни, без петуха. Несколько дней назад Петька околел. И с чего ему подеялось? Пес его знает. На соседских петухов плохая надежда — не несутся куры как следует. Ходят, копаются, а про ухажера ни гу-гу. Лишнего петуха в Оторвановке не скоро найдешь. Батюня обещал достать, но теперь что-то помалкивает. Нахвалился, наверно, по пьянке и забыл.
Моторин подошел ближе к курам и, намереваясь прогнать их за ограду соседа, где важно расхаживал рыжий петух, тихонько прошипел:
— Кишь. Кишь отсюда. Вон какой красавец ходит а вы зеваете…
На дороге загромыхала телега.
Никита выглянул из палисадника и увидел молоковоза Батюню. За телегой бежала детвора. Молоковоз пугнул ее кнутом, и она отстала. „Кажись, ко мне поворачивает“, — подумал Моторин и прошел на крыльцо, сел на скамейку.
— Тпрру-у! — Батюня слез с телеги, привязал лошадь к крыльцу и зашуршал соломой, стаскивая обвязанную тряпкой корзину. — Я к брательнику в Глазовку — шасть! У него три кочета. Я — хоп одного с собой! Вот и женишок твоим курам… Созывай их быстрей на свидание.
Батюня развязал на корзине тряпку, вытащил белого петуха, распутал ему ноги и кинул в палисадник.