Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой - страница 15

— Уборщиц все еще нет, — сказала я и тоже села за столик.

— Они не больно торопятся, — откликнулась Клава.

Милое с рябинками лицо. С ней, наверно, можно поговорить о том, что случилось в соседнем вагоне. Но раз Маруся не хочет…

— Что это вы читаете?

Клава порозовела, загнула на странице уголок и показала обложку.

— Гончаров, «Обрыв», — прочитала я. — Очень хорошая книга.

— Читала ты? — обрадованно воскликнула Клава, и глаза ее засветились.

— Два раза.

— О-о-о… — произнесла она удивленно. — А я один-то никак не осилю. Тихо читаю. Только что не по складам.

Задумалась ненадолго и сказала с искренним огорчением:

— Вот Вера уехала к попадье за Волгу и никак не приедет… Тихо читаю.

— Витька про эту Веру вас вчера спрашивал? — догадалась я.

— Про нее, — вздохнула Клава. — Меня все спрашивают. Я им рассказывала про книжку, вот они и интересуются — приехала, нет.

Она опять задумалась.

— Вера-то еще махонькая была, когда братан ихний к ним в деревню приезжал. Маленькая-маленькая, а какая своеобычная! Бабушка ей одно, а она свое делает!

— У-у-у! А потом-то, когда вырастет, то ли еще будет! — воскликнула я, вспомнив, какие события развернулись в тихом бабушкином имении.

— Да вот выросла уже, да к попадье за Волгу уехала, — махнула рукой Клава. — Братан-то, Райский по фамилии, уж опять в деревню заявился, а она все там, у попадьи.

Клава замолчала, перебирая страницы книги. Почти на каждой из них загнут уголок — читает урывками, боится потерять нужное место. Она смущенно взглянула на меня, спросила:

— Долго еще не приедет?

Я взяла книгу и, быстро пробегая глазами страницы, стала листать их. Увидев, как много листочков перешло в мою левую руку, Клава грустно усмехнулась:

— И не дочитаться мне до нее, до Веры-то!

— Давайте, я вам вслух буду читать?

Но Клава осторожно потянула книгу у меня из рук.

— Спасибо, конечно, а только я сама хочу дочитаться.

Пришли уборщицы, громко забарабанили в двери вагона. Клава впустила их.

— А где Тамарка? — сразу спросила одна из женщин.

— Не знаю. Ушла куда-то.

— А когда придет?

— Не знаю.

Мы переглянулись с Клавой. Было жаль, что прервали наш хороший разговор. Теперь Клаве надо заняться делом, проследить, как идет уборка.

Я ушла в свое купе.

Уборщицы вымыли вагон и собрались уходить.

— Слышь-ко, Клава, — сказала та же женщина. — Скажи Тамарке, что я перед отправлением зайду. Она знает зачем.

— Ладно передам.

В дверях уборщицы столкнулись с дядей Федей.

— Может, ты чем порадуешь, Федор Тимофеич? Может, картошка есть? — услышала я.

— Нету ничего, — ответил дядя Федя и прошел в купе. — Ну, как ты тут?

В руках у него был небольшой сверток, он забросил его вверх, в нишу.

— К сеструхе, Таня, съездить не успеем, — покачал он головой и вынул из кармана конверт. — Вот, пиши ей письмо. Так, мол, и так. Встречай наш поезд такого-то числа, и так и далее…

Мы высчитали день нашего приезда, и я написала Наташе коротенькую записку.

Дядя Федя решил подремонтировать ремень. Достал инструмент и наставку к ремню. Я вышла в коридор, чтоб не мешать ему.

У окошка о чем-то шептались Тамара и уборщица. Увидев меня, они зашли в купе и повернули защелку.

До отправления поезда оставалось совсем немного времени.

— Может, успею здесь надеть его на динамку, — торопясь с починенным ремнем к выходу, бросил мне дядя Федя.

В другом конце вагона появилась Антонина Семеновна. Я быстро вошла в купе и плотно прикрыла за собой дверь. Вот шаги ближе, ближе… Кажется, еще кто-то идет с ней.

А вдруг она сейчас постучит? От этой мысли кровь прихлынула к лицу. Как поступить? Ведь она обидела меня. А что если я возьму и так же захлопну дверь перед ее носом?

Мама всегда говорила — оскорблять человека нельзя, но и обиду легко прощать не следует.

В дверь ко мне постучали. Я будто приросла к столику. Как быть? Ведь она старше меня… А мама говорила…

Снова стук, требовательный, сильный.

Я открыла дверь и оказалась лицом к лицу с незнакомым, очень красивым человеком в форме. Сбоку на ремне у него висел наган.

— Это, что, новенькая? — с любопытством оглядел он меня.

За спиной его послышалось хриплое покашливание.

— Федорова помощница, ученица, — проговорила Антонина Семеновна. — В его маршрут вписана.