Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой - страница 39
— Какая уж моя доля! — насмешливо воскликнула Антонина Семеновна.
— Опять неправильно думаешь, — горячо возразил дядя Федя. — Ну, ладно, не воюем мы на фронте, а только и без нас никуда. Живых людей возим. Ты им удобства какие-никакие создаешь, я свет даю. Вот только скажи ты своим проводникам, пускай они ругаться забудут. Та же Тамарка иной раз на посадке орет на людей, как собака цепная. И у других это есть.
Антонина Семеновна молчала.
— Ох, Тоня, как человеку доброе слово нужно, особенно сейчас, когда почти каждый горе свое с собой везет!
У меня онемела рука, но я боялась пошевелиться.
— И про это еще… тоже приостереги Тамарку, — строго продолжал дядя Федя. — Никакой меры она не знает… и так и далее.
— А как ее угадать, меру-то, Федор? — не сразу, хрипло проговорила Антонина Семеновна, и дядя Федя откашлялся.
Я тоже чуть не кашлянула, еле удержалась, судорожно сглотнув слюну.
— Вот и тебе, Тоня, скажу. Видеть не видел, а догадываюсь — по крупному ворочаешь. Ох, Тоня, нехорошо, и не надо этого!
Помолчав, продолжал:
— Может, на оперативника надеешься, дружбу с ним, вижу, завела.
— Ха! — насмешливо произнесла Антонина Семеновна. — Думаешь, ему меня надо? Не-е-ет, он кого помоложе высматривает. Маруську вон подглядел, да не удается… Злой как черт ходит. И на эту уж глаза пялит… Сегодня справлялся.
— Ну, нет! — помолчав, тихонько стукнул по столу дядя Федя. — Тут ему от ворот поворот будет. Не допущу!
Опять звякнуло и забулькало.
— Слышь, Федор, выпей ты со мной за ради бога, не откажи.
— Ох, Тоня, не слушаешь ты меня…
— Слушаю, слушаю, Федор. Спасибо тебе. А только выпей со мной распоследнюю, не откажи!
— Я уж и так согрешил, опорожнил одну при исполнении служебных обязанностей. Ну, ладно, давай…
Они выпили.
— Огурцы-то кончились, — крякнул дядя Федя.
Помолчал и вдруг заговорил как-то особенно, проникновенно:
— Тонюшка! Послушай ты меня, старика, и поверь каждому моему слову. Живи ты построже, поаккуратнее. Не перемахивай ты себя крестом. Будет еще у тебя счастье. Вот знаю я — ходит где-то по земле твой человек, ищет тебя повсеместно, а пока не нашел. Может, воюет на войне, отбивает у фашистов города наши да села, а сам заглядывает в окна, смотрит в глаза встречным женщинам: не эта ли моя-то сударушка? Сейчас ему искать-то тебя шибко некогда, а вот, думает, кончится война — найду я ее беспременно! Так вот, Тонюшка, береги ты себя, строжись перед другими, жди его, своего человека!
У меня мурашки пошли по телу, а сердце заколотилось так громко, что я зажала его рукой.
— О, Федор! — после долгого молчания послышалось снизу. — Как ты складно, красиво говоришь. Грамотный ты, душевный человек…
— Ну, что ты! — глубоко передохнув, взволнованно сказал дядя Федя. — Грамотешки-то у меня как раз и нету. В том беда моя великая, Тоня.
— Не-ет, ты не скажи, Федор, — тихо проговорила Антонина Семеновна и встала. — Пойду я. Спасибо тебе.
Она ушла. Дядя Федя не шевелясь долго сидел на своей полке. Я даже не могла уловить его дыхание. Потом погасил свет и лег.
…Наш поезд стоит в заснеженной мгле. К самым подножкам подобрались высокие сугробы. Темное, без звезд, небо тяжело нависло над крышами вагонов. Нигде ни огонька, ни звука — будто нет в мире никого.
Я, поджав ноги, сижу на ступеньке своего вагона, прислушиваюсь к тишине, всматриваюсь во мглу, и сердце у меня замирает от ожидания непонятного, жуткого.
Вдруг вижу, в конце состава движется что-то большое, темное. Вот остановилось. Слышу стук в стенку вагона и глухой мужской голос:
— Антонина Семеновна здесь?
И такая в нем тоска и надежда, что у меня мороз идет по спине.
Ничего не слышится в ответ, и человек идет дальше. Опять стук, и опять его одинокий голос:
— Антонина Семеновна здесь?
И снова в ответ молчание.
Он уже совсем близко от меня, и я цепенею от жути.
Теперь мне видно: он идет, глубоко проваливаясь в снег. На нем военная гимнастерка, в руках автомат. Голова его не покрыта. Он высокий, сильный, чем-то очень похожий на дядю Федю и еще на молодого Горького.
Вдруг видит меня на подножке и заглядывает в глаза с радостной надеждой: