Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой - страница 41

стр.

Так и подросла Дашутка. Минуло ей семнадцать лет. Постатнее стала, чуть посмелее — нет-нет да вскинет глаза, идя по деревне. Давно уже ласковыми словами называет ее про себя Федор, а подойти не смеет, да и не бывает Дашутка на гулянках, подружек себе не заводит. Последнее время взял ее лавочник в услужение — полы девушка моет, окна, побрякушки всякие да зеркала протирает. А иной раз и за прилавок поставят ее добро караулить, пока хозяин уйдет куда. Стоит Дашутка за прилавком — ресницы на щеках лежат. Кто спросит чего — ответит еле слышно и опять примолкнет — не дождется, когда хозяин придет.

Федор однажды подшутил — тихонько начал двигать растопыренную руку по прилавку, а потом и дальше, туда, где висела сатинетовая блузка. Ресницы у Дашутки дрогнули, она чуть повернула голову, следя, видно, за рукой. А когда Федор ухватился за край блузки — вскинула на него тревожные глаза.

И опять Федор всю неделю ходил, как очумелый, только про Дашутку и думал. А перед пасхой выпил для храбрости и стал караулить ее на улице.

Дашутка вышла из ворот с узелком, будто в дорогу собралась и, по привычке сторонясь встречных, пошла по деревне.

Волнуясь, одернул Федор свою красную, как мак, рубаху (сам не знает, зачем ее до пасхи надел) и направился за Дашуткой.

То ли шаги его тяжелые услышала девушка, то ли почуяла что — оглянулась. Увидела Федора, выронила узелок и хотела бежать.

Но ноги подкосились, не слушались. Упала. На лету подхватил ее Федор, прижал к себе, и Дашутка закричала на всю улицу.

Растерявшись, выпустил ее Федор, и она, собрав последние силы, побежала, запинаясь.

— Дашутка… Дашутка… Куда ты?

Вот нагнал, схватил за руку, потянул к себе. Волосы у Дашутки распались, светлой волной метались по спине.

Собрались люди, но никто не вступался за Дашутку. Все знали, что Федор «сохнет» по ней, худого-то уж, поди, не сделает, а поглядеть интересно.

— Я жениться на тебе хочу, Дашутка, — отводя бьющие его тонкие руки, кричал Федор.

Но она не слышала ничего. Изловчилась, укусила Федора за палец и опять бежать. Увидела открытые двери лавки — и туда. Забилась в угол к печке, ну просто втиснулась вся в него.

Федор вместе с толпой любопытных ворвался в лавку, увидел ее такую и… опустились большие руки без сил. Ну, что ты с ней будешь делать?! Смотрит она не мигая своими синими глазищами, а в них страх, страх… и больше нет ничего.

Народу в лавку набилось много, а словно пустая она. Молчат все, только слышно, как Федор дышит.

— Она твоей красной рубахи, как огня, боится, — наконец сказал кто-то не то шутя, не то серьезно.

Федор дернул рубаху за ворот, пуговки во все стороны полетели. Одна к Дашутке прикатилась и, покрутившись, легла возле ее ног тихонько. Дашутка осторожно отодвинула ногу.

— И-и-эх! — выкрикнул Федор и, нагнувшись, начал стягивать с себя рубаху. Сдернул, швырнул в угол, подошел к прилавку.

— Давай, эвон-ту, серую, — тяжело дыша, сказал лавочнику. — Будет заплачено.

Рубаха была чуть маловата, трещала по швам, когда Федор напяливал ее. Люди развеселились, похохатывая, качали головами.

А Федор чуть приблизился к Дашутке, заговорил тихо, боясь снова спугнуть ее чем-нибудь.

— Ты глянь-ка, Дашутка, я красную-то рубаху скинул, другую надел. Ты глянь только, какая она, серенькая, не страшная совсем. Ты не бойся, я не трону тебя и другим тронуть не дам…

Дашутка чуть отстала от стенки, чуть выпрямилась. Прошла еще минута, и, видно, решившись, девушка подняла голову и глянула на Федора. Смотрела долго, не отводя глаз. Только сейчас увидели люди, какие они у нее синие, какие чистые.

Тихо в лавке. Даже дыхания Федора не слышно.

И вдруг произошло чудо: Дашутка заговорила. Но прежде она быстренько так оглядела пол, увидела под ногами пуговку, аккуратненько подняла ее, сделала несколько шажков, подняла вторую. А потом в угол глянула.

Люди расступились, поняли: хочет Дашутка Федорову красную рубаху прибрать.

Дашутка, придерживая на груди волосы, прошла по лавке в угол, подняла рубаху, отряхнула, перекинула через локоть.

А потом к Федору подошла, притронулась к подолу серой рубахи и сказала: