Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. - страница 19

.

4. Периодическая печать, как инструмент контроля, несмотря на ряд недостатков, продемонстрировала в годы войны достаточно высокую эффективность, во многом связанную с тем, что, как справедливо заметил С. И. Косарев, «газеты в это время получили возможность серьезно влиять на общественное мнение и, в некоторой степени, на политику правительств»[59]. К сказанному необходимо добавить, что на театрах военных действий пресса (главным образом, иностранная) стала, фактически, единственным субъектом контроля за соблюдением порядка и правил обращения с военнопленными.

Пункт 19 Приказа Смоленского уездного воинского начальника от 1 августа 1877 г. № 213 о прикомандировании к местному батальону и постановке на все виды довольствия группы пленных нижних чинов. (ГАСО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 13. Л. 111об.)

Правда, как участники исследуемых событий, так и современные российские ученые солидарны в том, что в 1877–1878 гг. зарубежная периодическая печать, в первую очередь, английская, относилась к России и ее вооруженным силам откровенно предвзято[60]. Причем, настолько предвзято, что «уже к осени 1877 г. у значительной части британцев, впрочем, как и у многих жителей других европейских государств, взгляд на балканские события и на роль в них Российской империи обрел устойчиво негативный характер»[61].

В контексте исследуемой темы мы не вполне разделяем приведенную точку зрения, поскольку считаем, что, с одной стороны, серьезные издания, такие как, например «The Times» или «The Daily News» относились к русской армии с не бо́льшим (а может быть даже и «с меньшим») предубеждением, чем к турецкой, а с другой, — информация европейских и американских газет об убийствах русскими раненых турок и о негуманном обращении с пленными, в известной степени, соответствовала действительности[62]. Другое дело, что истина часто тонула в потоках нелепых слухов, во многом дискредитируя всю рассматриваемую разновидность контроля.

Тем не менее, нам кажется в высшей степени примечательным то, что российское военно-политическое руководство вплоть до конца войны продолжало упорно «отбиваться» от необъятной западной прессы, не делая исключений даже для заведомо абсурдных публикаций. К примеру, 17 февраля 1878 г. начальник штаба действующей армии генерал-адъютант А. А. Непокойчицкий писал Командующему войсками гвардии и кавалерии генерал-адъютанту И. В. Гурко: «Товарищ Министра иностранных дел телеграфирует мне из С.-Петербурга от 16 сего февраля: "Иностранные газеты говорят, что из четырех докторов польского происхождения, взятых в турецких госпиталях в Софии, — три были повешены нами (!? — В.П.), а четвертый спасся благодаря английскому паспорту. Ввиду необходимости опровержения благоволите восстановить истину". Сообщая об этом <…>, имею честь покорнейше просить уведомить меня для официального опровержения вышеизложенного и восстановления истины о том, что вам известно о врачах польского происхождения турецких госпиталей в Софии и что могло бы подать повод к приведенному выше заявлению иностранных газет»[63].

Переходя к отечественной периодической печати, необходимо сразу же оговориться, что порядок и правила обращения с военнопленными она контролировала, по большей части, лишь в пределах России и, скорее, опосредованно, т. к. основным предметом ее внимания являлось благополучие населения тех регионов, в которые интернировались турецкие пленники. так, 5 февраля 1878 г. газета «Новое время» опубликовала следующее письмо своего корреспондента из г. Гжатск Смоленской губ.: «Наш город в большой опасности. Партия турок из Плевны завезла сюда разные болезни; помещенные в сыром и, до половины зимы нетопленном доме, они дохворались до пятнистого тифа. Больных турок отправляют в земскую городскую больницу, а больница эта устроена всего на 40 чел.; между тем в ней теперь всех больных 110 чел., из которых 50 турки. Часть больных не имеет постелей и белья, валяется на нарах или просто на полу; рядом лихорадка, понос и тиф <…>. не говоря уже о воздухе этой смрадной ямы, у больных нет под рукой даже посуды для воды, нет никакого прикрытия <…> мещане, крестьяне, солдаты и турки <…> лежат вперемежку, заражая друг друга»