Отвоёванная весна - страница 12
Зверствуют палачи. В Середине-Буде фашисты повесили секретаря райисполкома Мирошниченко и заведующего военным отделом Бердникова. Каждый день казни. В Буде столбов не хватает для виселиц... В Трубчевске фашисты заперли несколько тысяч человек в сараях и сожгли заживо. В Суземке сотни женщин и детей до сих пор томятся под открытым небом, на холоде, за колючей проволокой. Что их ждет - неизвестно... В селах та же картина: врываются, хватают семьи советских активистов, жгут хаты, народ бежит в лес, а там облавы, засады, собаки...
Фашисты надеются, что пожары, виселицы, расстрелы оглушат советских людей, подорвут их волю к борьбе.
- Но борьба продолжается, товарищ комиссар! - уверенно говорит Кавера.
- Как же нам связаться с подпольным райкомом?
- Сейчас тяжело. Сами видите: все ушли в глубокое подполье, закрыли пока все связи. Даже листовки со сводками перестали раздавать. Ждать надо.
- Мы не можем ждать! - вырывается у Пашковича. - Мы идем к фронту.
- Останьтесь с нами, товарищи. Помогите нам. Видите, как трудно, - Кавера показывает глазами на опаленное огнем село.
Не сразу отвечаю ему. Передо мной снова вот этот луг и страшная обезумевшая толпа. Седые волосы старухи, девчушка с посиневшими от холода ножками. В ушах стоит крик: «Бейте их! Бейте!» Это народ зовет нас, требует помощи.
Чувствую на себе пристальный взгляд Ревы. Нетерпеливыми глазами он смотрит на меня, словно заранее знает мой ответ, ждет его, и глаза его сияют. Пашкович отвернулся. Во всей его позе напряженность: он тоже ждет, он предчувствует, что я скажу, и сейчас у него сорвется резкое возражение.
- Свяжите нас с подпольем.
- Сделаю все, что смогу, - отвечает Кавера. - Недавно я видел члена подпольного райкома Иосифа Дмитриевича Сеня, директора серединобудской школы. Он был ранен в бою у Двух Печей, чудом спасся. Сейчас отлежался и пытается установить связи с уцелевшими членами райкома. Я попытаюсь устроить вам встречу с ним. Давайте так договоримся. Около Лесного есть болото. На болоте растет приметная сосна - она вся в вороньих гнездах, и зовут у нас эту сосну «вороньей деревней». Приходите к ней завтра утром - буду поджидать вас.
Уточнив детали встречи, прощаемся с Каверой. У околицы стоит девушка. Ее простое русское лицо с крапинками веснушек еще сохранило следы летнего загара. Густые каштановые пряди волос крупными кольцами упрямо спускаются на лоб из-под накинутого платка. В глазах растерянность.
- Как в Лесное покороче пройти? - спрашиваю ее, перепроверяя данные Каверы.
- В Лесное? - радостно повторяет она. - Можно мне с вами, товарищи? Я в Брусну иду, к тетке своей. Это по пути, прямо за Лесным. Одной боязно в лесу. Можно?
Вместе с девушкой мы трогаемся в путь. Я все еще хромаю: рана, хотя и затянулась, но болит.
Через несколько часов я сижу с Пашковичем за обочиной дороги Горожанка-Середина-Буда под ветвистым кленом на толстом ковре опавшей листвы.
Смутно на сердце. Еще вчера я никак не мог бы предположить, что сегодняшний день принесет нам еще большую неясность. Кто знает, какие новости сообщит завтра Кавера? Опять вынужденное ожидание, потеря времени, каждый час которого дорог...
Пашкович мрачен. Пытаюсь убедить его, что наобум идти глупо - надо хотя бы знать, где сейчас линия фронта. Он молчит.
- А наших нет, - тревожно замечает Рева. - Черт ее знает, может, эта самая Кутырко сродни бисову бродяге и не к тете повела хлопцев, а к дяде?..
Меня тоже волнует эта задержка. Около полудня я отправил Чапова, Ларионова и Абдурахманова с Таней Кутырко - с девушкой, которая шла с нами из Подлесного, - к ее тетке, Еве Павлюк. По словам Тани, живет Павлюк в маленьком хуторке Брусна. Там всего лишь пять-шесть домов. Теткина хата стоит на отшибе, в лесу.
Таня подробно рассказала нам про тетю. Павлюк родилась здесь, в Брусне. Потом вышла замуж за инженера и поселилась в Житомире. Когда началась война, мужа взяли в армию и тетя приехала сюда. Пришли фашисты. Где-то на дороге была убита мать Евы - Танина бабушка, и теперь тетка одиноко живет в своей маленькой хате. Правда, не так давно поселился у нее старый друг ее мужа, но теперь и он ушел...