Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века - страница 12

стр.

Против положения о внутреннем единстве поздней античной литературы можно, конечно, возразить, что все же язык, на котором написано то или иное произведение, проводит резкую границу между литературой греческой и римской. Однако при ознакомлении как с самими произведениями, так и с биографиями их авторов нетрудно установить, что в эту эпоху язык является скорее внешним, едва ли не случайным признаком. Выбор того или другого языка зависит нередко даже не от происхождения и места рождения писателя, а от его личных вкусов, литературных симпатий или от случайных обстоятельств — места воспитания, службы или жительства. Большинство писателей II-V веков пользуется более или менее свободно обоими языками: владея только греческим языком, нельзя было рассчитывать на занятие государственных должностей в административном аппарате императорского Рима и даже можно было испытывать неудобства в сношениях с представителями римских властей; владея же только латинским языком и будучи слабо знакомым с греческой литературой, писатель не мог считаться образованным человеком в полном смысле слова.

Биографии писателей II-V вв. н. э. представляют — весьма пеструю картину: среди них почти нет уроженцев материковой Греции, очень мало и чистокровных римлян; напротив, широко представлены все области империи — от Понта до Испании: Северная Африка, Египет, Сирия, Малая Азия, Галлия — все посылают своих сыновей в литературу. Даже имя писателя — греческое или латинское — не говорит ничего ни о его происхождении, ни об избираемом им языке: Квинт Смирнский, носящий латинское имя, пишет греческую поэму; уроженец Пренесте Клавдий Элиан, римские императоры Марк Аврелий и Юлиан тоже пишут по-гречески, как и сириец Лукиан и египтянин Нонн; напротив, греки Аммиан Марцеллин и Феодосий Макробий пишут по-латыни. От поэта Клавдиана сохранились стихотворения, от ритора Фронтона — письма на обоих языках.

Историки Рима Аппиан, Геродиан и Дион Кассий, стремясь к широкому распространению своих сочинений на Востоке, пользуются греческим языком; Апулей, уроженец африканской колонии Мадавры, называет себя греком, а свой латинский язык считает несовершенным, хотя славится как латинский оратор. Энциклопедисты — Афиней, пишущий по-гречески, Авл Геллий и Макробий, пишущие по-латыни, работают настолько одинаковыми методами, настолько близки друг к другу по своим приемам и по направлению своих интересов, что, читая их произведения, невольно забываешь, чье сочинение держишь в руках.

Большинство историков античной литературы называет время от II до VI века периодом "упадка" литературного творчества и отмечает как его характерную черту отсутствие широких общественных интересов, живых откликов на современные события и глубоких философских мыслей; эти упреки далеко не всегда справедливы: когда литературе этого периода будет уделена хотя бы половина или четверть того внимания и того скрупулезного, порой даже мелочного анализа, которому уже в течение многих веков подвергаются произведения классических периодов греческой и римской литературы, то в ней найдется немало и откликов на современность и философских мыслей. Разумеется, каждая литература связана со своим временем, и произведения, отражающие эпоху распада и крушения определенного общественного строя, не могут внушать ни радостного героического подъема, ни гордого оптимизма: чем они правдивее, тем они ценнее, и в этом отношении поздняя античная литература вполне выполняет свою задачу.

Более близкое знакомство с нею, помимо чисто художественного интереса, необходимо и историкам и литературоведам: и тот, кто работает над классическими литературами Греции и Рима, должен знать, как и почему слились впоследствии эти два потока; и тот, кто посвятит свой труд литературе средневековья, должен уметь проследить, как претворилась не только классическая, но и поздняя античная литература и на Западе и в Византии: Запад не выдержал натиска новых завоевателей, но покорил своих "победителей диких" так же, как некогда Греция, по мнению Горация, победила Рим; Византии же судьба разрешила еще в течение целого тысячелетия хранить наследие древности, чтобы передать его в руки новых наций Запада и Востока.