Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГа к детям - страница 3

Все семейные отношения, о которых рассказано в книге, сформировались в советскую эпоху, и их история — свидетельство чудовищного давления, оказываемого на семьи в 1920-1940-е годы.

Революция решительным образом вторглась в традиционный российский семейный уклад, упростила процедуру развода, практически ликвидировала институт наследства, передачи семейного имущества и т. д. Во время Гражданской войны семейные связи продолжали ослабевать и разрушаться. Именно тогда новая власть продемонстрировала, что членов семьи можно использовать в качестве заложников. И после окончания войны, в 1920-е годы, широкое распространение получила система ответственности всех членов семьи — вначале за социальное происхождение, за то положение, которое занимали родители до революции. Дети представителей «враждебных классов» попадали в списки так называемых лишенцев, что влекло за собой не только лишение избирательных прав, но и целый набор других форм дискриминации: ограничение доступа к высшему образованию, запрет на проживание в больших городах, отказ в приеме на работу.

Но особенно тяжелыми были последствия использования системы семейной ответственности во время Большого террора, когда по прямому приказу НКВД репрессиям подверглись жены и дети «врагов народа». Причем власть освобождала от этой ответственности тех жен, которые своевременно сообщили о вражеской деятельности мужей, поощряла доносительство среди детей.

Как удавалось семье сопротивляться такому разрушительному воздействию? Собственно, это и есть то главное, что иллюстрируют собранные письма. Едва ли не в каждом из них содержатся обращения — к женам и детям — сохранить несмотря ни на что семью и семейные связи. А семейные отношения бывали очень запутанными. Трудный быт, «квартирный вопрос», вынужденные расставания размывали в те годы границы традиционной семьи. Но обычные житейские перипетии на фоне тюрьмы и лагеря оборачивались настоящей драмой, и потому отцам так важно было сохранить связь с детьми, которым в обычной жизни уделялось порой мало времени. Поразительным образом, ни в одном из писем нет призыва к близким ради собственного спасения вычеркнуть мужа, отца из жизни, хотя по многим цитатам видно, что авторы прекрасно понимают: их арест — постоянная угроза для семьи. «Дочь за отца — не ответчица, а между тем получается, что вы наказаны хуже моего: у вас скоро даже того крова и пайка не будет, который дает мне тюрьма…» (из письма Михаила Лебедева к дочери, 1938).

И дело, конечно, не только в том, что, лишившись связи с семьей, они утратили бы важнейший стимул к выживанию в лагере. Главный страх этих мужчин — лишиться нравственной опоры, потому что поддержка и солидарность близких фактически то единственное, что они могут противопоставить террору: «Все представляется мне мрачным, тревожным, во многом безнадежным, и только мой дом с моими любимыми и дорогими представляется мне… той звездой, которая освещает путь» (из письма Алексея Вангенгейма, 1936).

Но чтобы сохранить близость с семьей, необходимо было сохранить уважение и привязанность детей и жены. А значит, развеять все сомнения, убедить их в своей невиновности и честности. Этот сюжет в письмах ключевой и самый болезненный. Ведь вопрос, который многие дети задают прямо или косвенно в письмах, — вопрос о вине, и если ее нет, то, значит, по отношению к отцу и ко всей семье совершается страшная несправедливость. И если нельзя добиться правды, следовательно, виновата жестокая власть? Так возникает мучительная раздвоенность — и у самих отцов, и у их детей, и многие из них так и не (умели преодолеть ее в течение всей жизни.

Почти все авторы писем лояльны к советской власти, даже если не являются убежденными коммунистами. (Единственный пример противостояния режиму — не отказывающийся от своих взглядов, ненавидящий Сталина троцкист Михаил Бодров.) Такими же лояльными многие из них остаются в тюрьме и в лагере. И все же то, что с ними произошло, с чем они сталкиваются на следствии, в ГУЛАГе, неминуемо приводит к неразрешимым внутренним противоречиям. Даже если они изо всех сил пытаются убедить себя, а главное, своих близких, что произошла ошибка, которая скоро разъяснится, что они жертвы трагического стечения обстоятельств, ложного доноса.