Перекрёсток - страница 3
Слева заскрипело. Странный звук. Хруст старой размокшей древесины, больше похожий на рык. Только деревья ведь не рычат... Оглянувшись через плечо, Шоно рефлекторно потрогал кобуру на поясе. Брать с собой ружьё он отказался: слишком громоздкое, но идти в чащобу совсем без оружия было глупо.
Скрип повторился. И почти сразу перешёл в затихающий шелест. Лес тяжело вздохнул.
То ли мнительность проснулась, то ли недовольство леса дало по нервам...
Что тропинка наконец вышла на старую просеку, Шоно понял, когда случайно наткнулся на тонкую ель. Вряд ли больше метров трёх в длину, хилую, отчаянно тянущуюся к солнцу. Пространство стало светлее и просторнее, появились молодые деревья, но даже они зло щерились иголками. Явно брали пример с престарелых соседок. Птицы пели где-то очень высоко, почти неслышно. Здесь же, у земли отвратительную гнетущую тишину нарушал только ветер. Ни шороха белок, ни писка комаров...
Шоно недовольно покачал головой:
- Да что ж тебя так напугало-то, старичок?
- Эт-то тебе боятьс-ся надо, - прохрипело сзади.
Шаман замер. Кожа на руках покрылась гусиной кожей, он едва сдержал порыв ругнуться. Ругань духи не любят. Эту нехитрую истину его наполовину русская душа усвоила ещё в раннем детстве. По необъяснимым причинам мат, в особенности русский - одно из сильнейших средств для изгнания нечисти. Возможно, поэтому его родня по другой линии, жившая в тесной связи с духами многие столетия, считала брань едва ли не грехом.
Пальцы сами собой накрыли рукоять пистолета. Пули духу ничего не сделают - естественно он знал. Но рефлекс - увы, рефлекс. Стараясь не делать резких движений, Шоно медленно оглянулся.
Никого.
Ничто не шевелилось в траве, не шелестело в ветвях, не подавало ни единого признака жизни. От унылой серо-бурой чащи всё ещё исходило ощущение угрюмой враждебности, но драться ёлки пока не лезли.
- Бояться - чего? - осторожно уточнил шаман.
Другой, шаря глазами по рядам деревьев и разговаривая с пустотой, наверняка ощущал бы себя идиотом. Шоно идиотом себя не считал. Он не сомневался в том, что слышал.
- Пшёл вон! - вдруг рыкнуло в ответ.
Шаман от неожиданности втянул голову в плечи. Источник рыка должен был быть совсем рядом - буквально в нескольких шагах! Но где именно, он не знал. Не куст же, в самом деле, на него рычит.
Хотя жена лесника вообще на пень грешила...
Пень, к слову, тоже имелся. Заросший травой, сухой, растрескавшийся, весь в паутине. Длинные узловатые, как у всех здешних сосен, корни вымыло из грунта, и пень стоял на них как на ногах. Из-под этих "ног" уже проглядывал двухгодовалый хвойный самосев. Окружающие пень заросли дикой брусники были настолько густыми, что вполне могли бы скрыть и волка. Или пару рысей.
Шоно поморщился. Только говорящих зверей ему и не хватало.
- Покажись, - он вытащил пистолет. - Не стесняйся.
Земля загудела. Неслышный уху, но ощутимый костями низкий перекатывающийся гул поднял дыбом волосы на затылке шамана.
- ...у-у-упр-р-р... - древние сосновые корни заскрипели, будто выпуская из-под земли неведомое чудище, - ...р-рямый в-в-валан-н-ндай...
Шоно попятился. Почва перед ним пошла трещинами, вспучилась, комками осыпаясь с мокрой древесины. Пень, кусты рядом, пара молодых ёлочек и даже здоровый валун в пояс высотой шевелились, расталкиваемые лезущими на поверхность корнями.
- ...у-у-угур-р-ряло!
Ни одна живая глотка не могла выдать такие звуки. Сухой, скрипучий, ломкий рык выговаривал слова, будто перемалывал зерно жерновами. Корни вылезали на поверхность, напоминая раздражённых змей. Шаман не сразу сообразил, что все они в итоге оказывались частью старого уродливого пня.
Вот тебе и "померещилось бабе".
Шатаясь и скрипя, пень поднимался над землёй. Не удержавшись, Шоно шёпотом ругнулся.
Раздался гулкий треск. Пень раскололо на две неравные части. На миг зависнув на зубце истлевающей коры, меньшая часть вдруг хрустнула и - взорвалась. Десятки мелких гнилых щепок, дрожа, будто намагниченные зависли в воздухе в сантиметрах вокруг места "взрыва".