Переулки страха - страница 35

Ну что ж, не буду скрывать, что, уходя, я то и дело оглядывался на семафор, что красный фонарь мерцал особенно зловеще и что я вряд ли смог бы спать спокойно, если бы кровать моя стояла в паре шагов от этого чудовищного туннеля. Беспокоила меня и череда несчастных случаев – особенно образ той умершей. Нет причины отпираться: все это меня угнетало.

Но неотвязнее всего преследовал меня вопрос: что же мне делать теперь, как распорядиться откровенностью моего приятеля-сигнальщика? Сейчас он разумен, внимателен и собран, но долго ли он сможет оставаться таковым, коль скоро его нервы и рассудок настолько расстроены? Спору нет, его должность невелика, но все же он лицо ответственное – и я бы не поручился, что он и впредь будет тем же отличным сигнальщиком, каким я его видел.

Однако я бы почувствовал себя предателем, если бы донес до его начальства все эти сомнительные истории с призраками, поскольку это выглядело бы так, словно я злоупотребил доверием собеседника, поэтому я твердо решил поговорить с ним и убедить – разумеется, анонимно и в моей компании – сходить на прием к лучшему местному врачу, который мог бы оказать ему помощь в столь деликатном вопросе, как душевное здоровье. Он предупредил меня, что с завтрашнего дня сменится распорядок его дежурства, так что он сдаст вахту примерно через час после рассвета, а вернется обратно уже после заката. Мы договорились, что я приду в указанное время.

Вечер следующего дня был чудесен, и я вышел пораньше, чтобы насладиться прогулкой. Солнце заходило, когда я пересек поле, выходя к тропинке, спускающейся к станции. Я решил пройтись еще немного – полчасика, не больше, – перед тем как встретиться с сигнальщиком.

Подойдя к краю обрыва, я почти машинально бросил взгляд на пути – ровно с того самого места, откуда впервые окликнул моего приятеля. Как описать дикий свой ужас, когда я увидел перед зевом туннеля, прямо на рельсах, человека? Он отчаянно размахивал правой рукой, а левой прикрывал лицо.

Сверхъестественный страх, объявший меня, отхлынул, когда я понял, что мужчина на путях был и вправду человеком, а неподалеку стояли еще несколько людей, и именно им отчаянно махал мужчина на рельсах. Семафор еще не горел. У семафорного столба стояла небольшая брезентовая палатка, которой я раньше не видел. Размером она была не больше кровати.

Я буквально слетел вниз по железнодорожной лесенке, терзаемый виной за то, что покинул сигнальщика одного, никого не предупредив о том, в каком он состоянии.

– Что случилось? – спросил я.

– Сигнальщик погиб этим утром, сэр.

– Который стоял на этом посту?

– Он самый, сэр.

– Мой знакомый?

– Вы можете опознать его, сэр, если он ваш знакомый, – ответил мне один из мужчин, обнажив голову и приподнимая край брезента. – Лицо-то у него не пострадало.

– Как? Как это могло произойти? – повторял я, переводя глаза с одного на другого из них, когда брезент вновь опустили.

– Его сбил локомотив, сэр. Он был лучшим сигнальщиком во всей Англии. Бог знает, почему он оказался на этих рельсах. Средь бела дня все произошло. Он стоял с зажженным фонарем, и когда поезд вылетел из туннеля за его спиной… все и случилось. Вон тот парень на рельсах – он машинист – как раз и показал, как все было. Том, покажи джентльмену еще раз.

Человек в грубой черной форме, которого назвали Томом, отошел к самому зеву туннеля.

– Поезд только повернул, сэр, – сказал он. – Я его видел, как под лупой. Времени уже не было, чтобы сбросить скорость. Но я же знал, какой он осторожный малый. Свистка он словно не слышал, я его выключил и кричал ему что есть мочи: «С дороги!»

Я содрогнулся.

– Чистый ужас, сэр! Я кричал ему, и лицо закрыл, чтобы не видеть, и рукой ему махал до самого конца – все без толку.

Я не стану более говорить об этом, чтобы не акцентировать какие-то отдельные моменты, но не могу не заметить, что именно кричал машинист. Это были не просто те же самые слова, что повторял мне несчастный сигнальщик, но и в точности такие, какими я мысленно (и только мысленно) расшифровал жестикуляцию призрака.