Пеший камикадзе - страница 9
— Там водила только живой остался… остальные на небе! Царствие им небесное! — солдат, сказавший это, заторопился креститься.
— А на «Маяковке», мы обезвредили фугас нажимного действия. «Кот» нашел! Нашел, да как драпанет от него!..
— А взрываются везде! Только слышишь взрыв, поутру… знай, саперы где-то Богу души отдали…
Егор слушал каждого, выхватывая из историй важное, особенное и значимое: когда и где взрывалось, когда, кто и что обезвредил, когда ранило и убивало саперов, когда тянули в носилках и не довозили до госпиталя, когда возвращались и снова уходили, не обращая внимания на эти обстоятельства, и снова, и снова, и снова…
«Неужели это смерть? Ведь шанс всего один! Как он ничтожен! — думал Егор, слушая солдат с их неформальными историями. — Страшно. Стыдно, но страшно!»
Егор тут же вспомнил результаты предыдущих семи дней. День, когда фугас не обнаружили, а позже саперы Ленинской комендатуры, в зоне ответственности бригады обезвредили самодельное взрывное устройство. В его зоне ответственности:
«Что они делали там? В моей зоне ответственности? — Егор сидел хмурый и бледный. — Наверняка, делали себе показатель? Работали на галочку, черти! А Кубриков… сегодня, на своем маршруте, в месте постоянных остановок-перекуров снял МОН-100 (противопехотную мину), с дерева! — мысли Егора нервно прыгали. — Курение — действительный вред! Вред опасный и смертельный, содержащий много вредоносных элементов: 400 убойных роликов, диаметром по 10 миллиметров, направленно вылетающих узким пучком шириной около 5 метров на дальность до 115 метров… — Нет! Места перекуров, точки остановок и посадок, точки сбора и группового скопления необходимо менять! Обязательно! — вывел Егор. Вывел и запомнил, как ему показалось, на всю жизнь. — Становиться «жарковато»!.. Это слово, конечно, больше для киношных «крутых» парней, на самом деле, но… Я сейчас, откинув всю шелуху, сказал бы иначе — становиться страшно. — Егор задумался с невероятной горечью. А первая ассоциация, которая возникла в голове Егора, в виду, характера предлагаемой работы саперов — что-то вроде «поддавков»:
«Мы ходим, — в нас стреляют… Мы ходим снова, — в нас стреляют… О нас, думают, что мы — дебилы… и расстреливают нас, взрывают! А нам, принуждённым всё равно, — мы, идём! Теперь я ясно понимаю, как воевали в Отечественную войну 1812 года. — Думал Егор. — Когда Семеновские и Преображенские полки, полки Раевского, Багратиона, Де Толли не сходя с места, а иной раз, не сделав ни единого выстрела, теряли треть своих людей. Иногда несчетное количество ядер и гранат пролетало мимо, а иногда вырывало из строя охапками людей и только те, что по случайности еще оставались живы, смыкали строй и делали шаг вперед. Но ведь это не возможно… сейчас… воевать Кутузовскими боевыми порядками! — Егор не мог успокоиться. В его голову лезли скверные мысли, вспоминались обрывки когда-то трагических событий, болезненно выдумывались и представлялись другие печально-трагические перспективы, выкрашиваясь в черно-красные тона. Одни образы сменялись другими. — Да… да… — в мыслях приговаривал Егор, блестя возбужденными горящими глазами. — Так и есть!»
Война нынешняя — вчерашняя, сегодняшняя и завтрашняя, — теперь представлялась Егору совершенно ясно и понятно. Понятен был весь ее первобытный умысел, и все ее значение сводилось к одному — удостоиться нечаянной случайности выжить…
В углу дневального внезапно затарахтел телефонный аппарат. Звонил командир бригады…
Бригадой, в пункте временной дислокации, что была развернута на автобазе рядом с Грозненским консервным заводом, занятой еще после второго штурма Грозного, командовал полковник Слюнев — сосед Егора, по лестничной площадке офицерского дома, в котором Егор снимал квартиру. Слюнев — был общий заместитель комбрига.
«Не плохой мужик, кстати сказать… — подумалось Егору, пока он шел до телефона. — Хотя, что я от него видел?»
Положив трубку на аппарат, Егор вернулся к столу — растерянный в мыслях и отвлеченный внезапным звонком нынешнего командира, вспомнил самую первую, еще до второго штурма Грозного трагедию…