Песня для тумана - страница 17

Существовал довольно сложный ритуал, согласно которому ярл принимал знатных гостей, и согласно которому их рассаживали. Но Стейнсон непреклонно заявил:

— Она не викинг и не женщина викинга. Она — нойд. Я хочу, чтобы Акка сидела во главе стола.

Старуха лукаво поглядела на напряжённого Альвгейра и с неожиданной мягкостью произнесла:

— Будет вам, почестями меряться. Я сюда не для того явилась. Стара я уже с духами воевать. Онни, подойди. Вы мужчины, вам и совет держать. А меня, вон, — ясные серые глаза безошибочно нашли в толпе дочь Альвгейра, — девочка проводит. Устала я с дороги, ноги уже не те…

Ульв покосился на Сигрид с лёгким сомнением, но всё же сказал:

— Акка — дорогой гость для меня. Будь к ней внимательна. И не вздумай готовить рыбу.

Бьорн перехватил взгляд Альвгейра и понял его без слов: кивнул едва заметно. Шаман Онни поклонился старухе, признавая её право распоряжаться, и подошёл к Ульву. На Альвгейра он обратил не больше внимания, чем на ярких тупиков, встречавших лодку саамов на побережье.

Стейнсон мотнул головой в направлении исполинских дверей медового зала.

— Давайте, раньше сядем, раньше встанем.

— Время дорого, — подтвердил Онни приятным низким голосом. Это были первые слова, которые от него услышали викинги.

Сигрид заботливо подхватила под руку старушку-гостью, но стоило мужчинам скрыться в пиршественном зале, как смешная семенящая походка шаманки сменилась галопом, достойным молодой оленихи. Бьорн, вынужденный передвигаться скрытно, за женщинами едва поспевал. Сигрид же старуха почти волочила за собой, весело посмеиваясь.

— Так ты, значит, дочка Альвгейра и жена Ульва. Породнились, стало быть. Вот не ожидала, не ожидала. Муженёк твой полон сюрпризов.

— И не только он, Акка, — захлёбываясь от быстрого бега, пробормотала Сигрид.

Из-за спины старушки раскатился горошинами дробный скорый смешок.

— Это от возраста, деточка. Доживи до моих лет, и о тебе люди невесть что думать будут. Что уж про таких, как Ульв с твоим папочкой говорить…

— А… что про них можно… говорить? — Сигрид не хватало дыхания. — Расскажите, пожалуйста! Я папу что не спрошу о прошлом, он хмурится, Ульв — смеётся, а кто они, откуда… у нас тут никто не знает.

— Да и немудрено, — старушка повернулась, блеснула жемчужно-белыми ровными зубами. — Много ли викингов до седин доживают? Только мамку перестал сосать — на корабль да в море. А там уж кто вернулся, кто на дне морском очнулся…

— Очнулся?

— Ой, да не слушай, меня, старую, болтаю всё, болтаю…

Сигрид между тем задумалась, есть ли среди викингов действительно пожилые. Ауд казался ей древним старцем, но был ещё крепок телом и духом, седина только тронула его тёмные кудри.

— У нас есть старый Даг, — радостно вспомнила дочь ярла.

— Это одноногий? — проявила неожиданную осведомлённость её спутница и снова прыснула смешком. — Помню его, помню. Мальчишкой ещё. Ветер попутный у меня покупал. — И снова залилась смехом, звонким, по-девчоночьи чистым.

— Они с отцом в ваши земли ходили? — осторожно закинула удочку Сигрид. Про покупку ветра она не очень поняла, но раз покупал, а не силой брал, стало быть, не с набегом были, а мирно разошлись.

— Нет, — отозвалась старушка, постепенно сбавляя шаг. Женщины оказались у стены леса, и только сейчас Сигрид поняла, что не она вела гостью к дому, а та тащила её за собой какими-то тайными тропами.

— Дорога там, — попыталась девушка, наконец, задать направление.

— Срежем чуток, — непреклонно заявила шаманка и снова дёрнула Сигрид за руку. Та только ойкнула.

— Нет, — продолжала старуха так спокойно, будто не шла по дремучему лесу, полному злых, оголодавших за зиму медведей, а сидела за прялкой в тепле и уюте мужниного дома, — Даг ещё прежде Альвгейра проплывал. Два драккара у них было. Он один в живых и остался. А папочка твой его с собой согласился забрать. Вот тот и помалкивает. Да и про нас болтать… — старуха хихикнула, но не договорила: в чаще раздался треск.

«Ну вот! — безнадёжно подумала Сигрид, разглядывая огромного, как гора, медведя, неторопливо вышедшего им навстречу. — Погибать дурной смертью во цвете лет из-за выжившей из ума старухи!» Медведь, впрочем, не казался злым и голодным. Он подошёл вразвалочку, мягко переставляя огромные лапы, осторожно ткнулся широким лбом в бок старухи.