Песня зовет - страница 27

стр.

Профессор много времени уделял именно техническим приемам сочинения, учил вслушиваться в свою музыку, слышать ее внутренним слухом, не проигрывая на инструменте. Я и сейчас часто пишу за столом, а не за роялем, но в пору ученичества однажды спросил Глиэра:

— Как лучше сочинять: за инструментом или без него?

— А публике, — отвечал он, — все равно, как вы сочиняете, лишь бы музыка была хорошей.

Требование профессиональности Глиэр обосновывал тем, что нередко, когда у композитора появляется та или иная идея, он может ее осуществить не столько силой своего дарования, хотя и это немаловажно, сколько знанием основ техники сочинения, умением подчинить себе материал, придать ему необходимую форму, опытом прошлых поколений прояснить для себя новую задачу.

— У художников, — говорил Глиэр, — у писателей и поэтов есть перед глазами реальные образы: природа и общество, люди, жизнь, явления стихий, времена года, свет, тень. Изображая, они опираются на фактическое видение предмета. Композиторы звуками рисуют свои воображаемые полотна, настроения, переживания. В реальной жизни нет тех образов, которые звучат в музыке. Трудно «угадать» во фрагменте симфонии, концерта, инструментального отрывка какое-то конкретное изображение. Его можно только сопоставить со сходным настроением в искусстве и жизни.

В музыке есть героическое, лирическое, эпическое, трагедийное звучания, есть волевое начало, созерцательное и прочее, но сказать, что это точное воспроизведение в звуках такого-то образа, нельзя.

Глиэр призывал тщательно изучать музыку мастеров прошлого, лучшие сочинения современников, ярчайшим образом воплощающие явления жизни и природы. И, опираясь на их опыт, следовать дальше.

— Надо быть знающим профессионалом, мастером своего дела, — не раз говорил он.

В студенческие годы я написал несколько фортепианных пьес, две из них были в 1926 году изданы. Их я посвятил Р. М. Глиэру. Главное же мое внимание заняли симфония и фортепианный концерт. Этими двумя крупными произведениями и пришлось заканчивать впоследствии учебу, а пока, в самом начале, бурная и неспокойная студенческая жизнь захлестнула: был счастлив, что учусь в консерватории, являюсь, как и отец в свое время, студентом, что стал причастным к таинственному, всегда волнующему и неспокойному миру творчества.

Собираясь на занятия, старательно одевался, даже носил тогда совсем не модный, а, напротив, всячески порицаемый галстук. Такая аккуратность была истолкована студенческой общественностью самым неожиданным образом. Придя однажды на занятия, увидел в стенгазете карикатуру на себя и четверостишие:


Унаследовав от папаши
Композиторский талаит,
Про заводы и про пашни
Пишет кабинетный франт.

Галстук пришлось снять, но педантичность в отношении одежды так и осталась навсегда.

В 1925 году в нашей студенческой жизни произошло большое событие: группа молодых композиторов, возглавляемая Александром Давиденко, организовала Производственный коллектив студентов — композиторов Московской консерватории (сокращенно ПРОКОЛЛ). Чего они хотели? В большом масштабе — просвещения народа, приобщения масс к вдохновенным образам музыкального искусства, но для осуществления этой цели выбрали не совсем верный путь, предлагая в качестве первого средства — в новых произведениях, в новых пролетарских песнях суровый и упрощенный музыкальный язык. В стремлении приблизить этот язык к массам они лишали его яркого мелодического начала. Песни были, подобно лозунгам, лаконичные, «правильные», быть может, нужные, но в строгости своей выхолощенные, лишенные мелодической души. Скупой музыкальный язык распространялся и на иные формы творчества проколловцев: так же они писали сонаты, симфонии и другие сочинения, которые, естественно, не могли увлечь и ввести непросвещенных людей в большой мир музыки.

Я тоже бывал на заседаниях проколловцев. Собирались в зале на втором этаже консерватории. Говорили, спорили, играли свои сочинения, делились планами, анализировали их.

Александр Давиденко (его в шутку называли наш Балакирев) очень серьезно относился к самой идее массового народного музыкального просвещения. Он и Борис Шехтер вели на заводах хоровые кружки, требуя и от других того же. Преданный революционной теме, Давиденко создал замечательные хоровые поэмы «Улица волнуется» и «На десятой версте», а также талантливые массовые песни «Первая Конная» и «Конная Буденного» — обе на стихи Н. Асеева.