Песня зовет - страница 29

И вот мы с классом в день похорон В. И. Ленина стоим в огромной толпе у Исторического музея, медленно подвигаясь к Дому союзов. Мороз пронизывал до костей. Люди жгли костры, спасаясь от холода. От нервного напряжения меня стало лихорадить, лицо пылало, а тело бил озноб. Подошла учительница, приложила руку ко лбу:

— Э, да ты, Александров, болен. У тебя жар. Иди-ка домой.

Я не хотел, а она настаивала. Пришлось уйти. Дома оказалось: у меня температура под 40°, и меня уложили в постель. Проболел долго. А похороны В. И. Ленина остались в памяти долгим и трагически тревожным прощальным гудком заводов, фабрик, паровозов и судов, зимующих на Москве-реке. Эта музыка печали осталась навсегда.

И когда писал «Песню о Ленине» для консерваторского конкурса, то хотелось передать именно это горестное ощущение тревоги. Начал хоровое вступление с острого звучания уменьшенного септаккорда, потом оно, правда, вызывало у исполнителей протест. Студенческим хором руководил Павел Григорьевич Чесноков. Он меня и журил:

— Это же невозможно спеть, — говорил он, просматривая партитуру.

Однако песню спели удачно, и она была удостоена награды. Давиденко на этом конкурсе показывал свой первый музыкальный плакат «Про Ленина» на слова А. Крученых. К плакату было приложено пояснение: «...Рассчитан на рабочую аудиторию... Воспрещается исполнять плакат в парадном костюме (фраке, сюртуке и пр.)». Во время исполнения певец должен был ходить по сцене, как бы разговаривая с аудиторией. Давиденко сам так и исполнял это новаторское произведение, которое произвело на всех сильное впечатление. Ему была присуждена первая премия.

А мое обращение к образу В. И. Ленина не окончилось студенческими годами. Одной из значительных своих песен, посвященных вождю, считаю написанную на стихи С. Острового:

Консерваторскую учебу окончил в 1929 году, но уже на старших курсах целиком ушел в творческую работу, написав немало произведений в классических традициях. Как уже говорилось, Первая симфония и Концерт для фортепиано с оркестром, сочиненные под руководством Р. М. Глиэра, были исполнены в четырехручном переложении на государственном выпускном экзамене. Кроме Р. М. Глиэра и моего отца, на экзамене были Н. Я. Мясковский, А. Н. Александров, Г. Э. Конюс и другие профессора.

— Я помню, — сказал Георгий Эдуардович Конюс, прослушав мои произведения, — с какой подготовкой Александров пришел в консерваторию, и вижу теперь, как многого он достиг, как творчески вырос.

Похвала старейшего профессора особенно радовала. Чувствовал, что консерваторские годы сформировали мои представления о труде композитора, отшлифовали, обогатили музыкальные способности, расширили кругозор, дали возможность самостоятельно избрать путь в творчестве.

Этот выбор я сделал, начав работу музыкальным руководителем, дирижером и композитором в Центральном театре Красной Армии. Связи с Московской консерваторией не оборвались. По рекомендации Василенко, Глиэра и Ипполитова-Иванова мне предоставили возможность годичной стажировки в классе у С. Н. Василенко по инструментовке и по сочинению у Р. М. Глиэра. В дальнейшем в Московской консерватории я вел класс инструментовки у дирижеров-хоровиков и теоретиков. Среди моих учеников были ныне известные всей стране музыканты и дирижеры — народные артисты СССР Клавдий Борисович Птица и Владислав Геннадиевич Соколов.

В 1937 году начал работу и в Краснознаменном ансамбле, где был первым заместителем отца, дирижером и композитором.

В 1939-м торжественно отмечалось 10-летие коллектива. Многие певцы, танцоры, музыканты были удостоены звания заслуженных артистов РСФСР, многие награждены орденами. Мне и еще 14 работникам были вручены медали «За трудовое отличие», А. В. Александрову — орден Трудового Красного Знамени.

В Приказе народного комиссара обороны Союза ССР говорилось