Письма из Тартара - страница 13

— Ваша церковь, как и моя, велит помогать немощным и убогим, — Иарлэйт продолжал улыбаться, — так почему бы вашим людям сегодня не заняться богоугодным делом?

Он хотел сказать «в кои-то веки», но в последнее мгновение бросил взгляд на бледное лицо раненого и решил не затягивать спор.

Церкви, которым приносили пожертвования Иарлэйт о’Доэрти и Роберт Глостер, действительно весьма различались как по своим заветам, так и по обрядам, потому что Иарлэйт с тех пор как поселился здесь, в Изумрудном Кольце, поддерживал остатки древних ирландских монастырей. Местных монахов больше заботила забота о простых людях, чем отпущение грехов. Глостер же пришёл с востока, где влияние единой папийской церкви становилось с каждым десятилетием только сильней.

— Чем меньше вы будете спорить, тем раньше я смогу освободить… ваших людей, — продолжил Иарлэйт.

— Куда его нести? — решился подать голос один из стражников.

— В Башню Летнего Бриза, — ответил Иарлэйт не поворачиваясь к нему.

На несколько мгновений наступила тишина. О’Доэрти не сомневался, что стражники сейчас смотрят на своего командира.

— Вы уверены, что хотите поместить какого-то бродягу в лучшей башне замка? — натянуто поинтересовался тот.

— Это всё ещё мой замок, — Иарлэйт приподнял бровь. — Я размещаю кого хочу и где хочу.

Он бросил на стражников короткий взгляд, и те поспешили повернуть к башне, выходившей окнами на морской залив.

До этого дня в Башне Летнего Бриза Иарлэйт жил сам. И собирался жить дальше. Решение доставить раненого именно туда было продиктовано не одним лишь желанием показать характер непрошеным гостям. Иарлэйт хотел поместить его так близко к себе, чтобы никто не мог помешать им видеться — и чтобы никто не смог следить за тем, сколько и когда он посещает своего нового гостя. Лицо Глостера, тем временем, оставалось таким же хмурым, как всегда, так что Иарлэйт не мог с точностью сказать — разгадал тот его задумку или нет.

Глостер, в свою очередь, кое-что понял, но вовсе не то, о чём думал в этот момент Иарлэйт.

С тех пор как Глостер и его люди пришли в этот замок, лорд о’Доэрти никого не подпускал к своей башне на расстояние десяти шагов. В его замке было мало слуг и ещё меньше стражи, однако двое надёжных и хорошо вооружённых людей круглые сутки дежурили перед Башней Летнего Бриза, и о том, чтобы прорваться через них, не могло быть и речи.

Всё время, что находился здесь, Глостер не оставлял надежды завязать с лордом о’Доэрти более дружеские отношения, но тот оставался холоден как лёд. Теперь же ни с того ни с сего решил поселить в собственной башне человека, которого и видел-то в первый раз.

Глостер хотел возразить и попытаться помешать своим людям выполнить приказ, но бледно-голубые и холодные, как самый северный ветер, глаза Иарлэйта уставились на него, и Роберт мгновенно проглотил язык. Этот человек, юный, слабый телом и замкнутый, умел весьма неожиданно влиять на людей, одним взглядом мог заставить их ноги примёрзнуть к земле, а одним словом — вынудить выполнить самый глупый приказ.

Глостер так и стоял, не смея сдвинуться с места, пока двое солдат, а вместе с ними и лорд о’Доэрти, не исчезли в дверях башни.

Только после этого он испустил облегчённый вздох и рявкнул, обращаясь к тем, кто остался во дворе:

— Хватит пялиться! Разошлись по своим постам!

Когда Дезмонд наконец набрался сил, чтобы приоткрыть глаза, он обнаружил, что находится в небольшой комнате, убранной тканями голубых и белых цветов. Там, где за портьерами виднелись стены, можно было различить, что они сложены из грубого крупного камня. Одно из двух узких стрельчатых окон смотрело на морской залив. Другое сейчас прикрывали густые складки бархата. Ещё выше, под самым потолком, виднелось несколько небольших окошек, мерцавших цветными витражами. Все вместе они отражали солнечный свет, показывая хитрую паутину лучей, которая делала комнату достаточно светлой, чтобы находиться в ней без свечей. Кроме кровати в комнате стояло несколько сундуков и письменный стол. На столе лежали несколько книг и ряд разноцветных колбочек. А возле окна Дезмонд увидел довольно архаичный на вид, но искусно сделанный телескоп.