По таёжным тропам. Записки геолога - страница 35

Поскольку вверх по Хатыннаху шла только одна, хорошо протоптанная тропа, я не беспокоился, что его долго нет. Но вот мы дошли до перевала. Тропа раздвоилась. Хорошо, что поблизости нашлась полянка с кормом для лошадей. Мы остановились передохнуть. Прошел час, другой, третий — Успенский не приходил. Я не на шутку встревожился. Кто-то из партии Котова, шедшей вместе с нами, сказал, что, когда он отправлялся «на рацию», то из кармана у него торчало горлышко бутылки.

Пришлось идти в поселок выяснять, что случилось с моим прорабом. Добрался я туда только к часу ночи, так и не встретив по пути Успенского. Из расспросов я узнал, что Успенский ушел вскоре после нас. Топограф Лауткин, возвращаясь с работы, видел его километрах в четырех от поселка, барахтающегося в грязи около одной из шурфовочных линий. По словам Лауткина, Успенский не показался ему слишком пьяным. Он даже поздоровался с ним и сказал, что идет догонять транспорт, а свою странную позицию объяснил тем, что поскользнулся и упал около шурфа.

Слегка перекусив у гостеприимного Миши Лауткина — старого приятеля, с которым мы вместе приехали на Колыму в 1931 году, я, несколько успокоенный, отправился обратно, в полной уверенности, что Успенский находится уже на месте. В пять часов утра я вернулся в лагерь, но — увы! — Успенский не появлялся. Пришлось послать двух голосистых ребят с ружьем вниз по долине Хатыннаха с тем, чтобы они по пути кричали и время от времени давали сигнальные выстрелы. Сам же я, усталый после бессонной ночи и почти сорокакилометрового таежного пути, прилег отдохнуть.

Часа через полтора вернулись посланные на поиски ребята, ведущие «под конвоем» пропавшего прораба. Жалкий и грязный, весь какой-то опухший, он медленно шел, опустив голову, в явном состоянии тягчайшего похмелья, Вид его был настолько жалок, что я вместо намеченного громового разноса только махнул рукой и скорбно произнес: «Эх, Алексей Николаевич! Не ожидал я от вас такого поступка». Успенский молча ушел в кусты — переживать свое падение.

Через час мы уже были в пути. Перевалив приток Дебина — ручей Ягодный, мы пошли вниз по его симпатичной долине, где в изобилии был прекрасный корм для наших коняг.

Значительно ухудшилось положение, когда мы подошли к Дебину и стали спускаться вниз по его течению. Тропа, по которой мы шли, уперлась в русло Дебина и, нахально улыбаясь, смотрела на нас с его противоположного берега, куда нам никак нельзя было попасть, Дебин в это время года совершенно непереходим вброд. Пришлось идти по его левой заболоченной террасе, покрытой ягелем, где для коней совершенно не было корма. Мы шли вдоль террасы, придерживаясь только что проложенной телефонной просеки, с уходящими вдаль рядами белых телефонных столбов. Только поздно вечером нам удалось отыскать небольшую полянку, покрытую чахлой травкой в количестве, явно недостаточном для наших 18 лошадей. В довершение всего выяснилось, что в двух километрах ниже Дебин прижимается к левому берегу и пройти на лошадях здесь невозможно.

Пришлось задуматься над тем, как двигаться дальше. Надо было как-то переправляться через Дебин. Мы установили, что в одном месте посередине Дебина находится большой остров и русло реки здесь не превосходит 60 метров. Решили организовать переправу на плоту. У нас было, к счастью, много вьючной веревки — тонкой, легкой, изготовленной из манильской пеньки. Каждой партии было выделено по 10 килограммов такой веревки, что составляло около 150 метров. Метров 50 ушло на разные нужды, но по сотне метров осталось.

Мы изготовили из сухих тополевых стволов небольшой плот, состоящий из четырех семиметровых бревен. Основной задачей являлась переброска на остров конца веревки, которая была прикреплена к носовой части плота. Вторая веревка была закреплена на корме, и плот должен был переправляться с берега на берег методом перетяжки.

Вдвоем с коллекторам котовской партии Грядковым, захватив зубами конец вершки, мы «кролем» перемахнули через Дебин и перетащили к себе плот с первой партией груза. Плот, как по расписанию, заходил с берега на берег и обратно. Прискорбно было только то, что это был берег острова и всю процедуру переправы пришлось повторять дважды. Лошадей мы перегнали вплавь.