Под руку с Одиночеством. Дальше [СИ] - страница 14

А вот еще:

Или так:

Печально, конечно, но так я вижу. Прошу:

— А есть о любви? — Танька чувствовала приближение запаха нафталина.

— Разумеется!

Ну, какая любовь — такие и стихи, — смущенно оправдывалась Манник. — А вот философское есть:

— А вы, Танечка, — немного помолчав, продолжила уже прозой, — не пробовали себя в этом жанре творчества? — удовлетворенная вниманием, старушка прихлебывала все еще приятный шоколад.

— Пока — нет, — ответила, облизываясь. — Но могу попытаться.

Танька зачем-то кашлянула и серьезно продекламировала:

— Она еще и стихи пишет? — вытянулся вместе с лицом техник.

— Ты бойся, чтоб она рисовать не начала! — засмеялся оператор.

— Чего это?

— Тогда для всех она будет рисовать шаржи, а на тебя — карикатуры!

— Нахрен, бля! — за соседним столиком, явно бывший военный читал газету и эмоционально сопел носом. — Вогнали штык-нож в спину командира, — было заметно, что ноздри ворчуна раздуваются все сильнее, а губы кривятся, словно от судороги. — По самую рукоятку, — добавились редкие глубокие вдохи. — Провернули в ране и еще посмотрели, как кровь идет! — изрекающий пожевал во рту сопли и еще сильнее скривил уста.

— Ах, не обращайте внимания! — легко поправила Танькин интерес Манник. — Незаслуженная критика: такое редко, но бывает. Видно, хулители на личности перешли.

— Кто? — заиграло детское простодушие.

— Необразованные рецензенты! Мнят себя потребителями искусств. А творить нужно в первую очередь для кого? А?

— Для кого? — уже больше заинтересовалась Танька.

— Для себя, естественно! Вам уже пора знать об этом, — благосклонно закивала повелительница рифмы, элегантно отправляя в рот кусочек сладости.

— Втихаря, ночами, читать своим бессмертным картинам собственные гениальные сонеты? Сидя в загадочном наряде на тайной винтажной табуретке? Манник, вы уверены, что только для себя?

— Исключительно! Оглянитесь вокруг: все, что вы видите, художники делали, в первую очередь, — для себя. Нравиться?

— И им за это ничего не было? Я хочу сказать, так можно и до абсурда дойти: накалякать какой-нибудь черный квадрат, даже не сильно ровный, и потом умничать, набивая себе цену. Мол, один я понимаю всю глубину и творческий замысел, а вы все лохи недалекие. Ну и прочую ерунду. Писал-то — для себя, если что!

— А это идея! Обязательно воспроизведите подобное! Вы будете бешено популярны! — старушка уважительно посмотрела на собеседницу. — Ах, мне бы ваши годы!

— А что такое старость? Простите…

— Старость — это такое чувство прекрасного, — печально поделилась уборщица за подающими надежды.

— Она нарисует? — встревожился техник.

— Что? Фиолетовые улицы без людей? Или брызги краски с двумя неаккуратными мазками? Нет. Может, и даже красиво, но не нарисует она эту чушь, — уверенно ответил оператор.

— Почему? Интересно посмотреть на такое: квадрат. Да еще черный, — техник руками обвел в воздухе окружность.

— Возьми бумагу и нарисуй, ничего сложного. Можешь даже под линейку, — хохотнул смешливый коллега. — Важен не цвет, а самомнение. Ну и мошенники, которые расскажут, почему все окружающие никогда не станут великими творцами.

— Почему они мошенники? Вдруг и правда художник что-то эдакое хотел сказать своим рисунком!

— Если хотел, почему не сказал? А чтобы продать подороже, такого наплетут — фиг поймешь!

— Что продать? Картину?

— Или себя. Как критика. Беспроигрышный вариант, по-моему!

— То есть, гений художника не в том, чтобы запечатлеть эмоции и переживания…