Поэзия периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет - страница 17
ливень пуль, сносящий пилотки,
и оживший немецкий дзот...
Только бы прозвучал короткий
долгожданный приказ: «Вперед!»
1942
ПРАЗДНИЧНЫЙ СТОЛ В БЛИНДАЖЕ
До артподготовки осталось немного:
тринадцать минут всего.
Комроты промолвил спокойно и строго,
связного позвав своего:
— Сигнал для атаки, запомни, ефрейтор,
зеленой ракетой подам.
С инструкцией этой быстрее, чем ветер,
лети у меня по взводам!..
И сгинул ефрейтор, что ветер во поле,
комроты ж провел по усам:
— А ну, ординарец, расщедрился б, что ли,
да выдал горючего нам!
Садись, замполит, нам с тобой не впервые
готовить для боя ребят.
Недаром у нас на груди золотые
нашивки ранений горят!..
Друзьями усталыми окруженный
(ох, тяжкая эта война!),
комроты садится на ящик патронный
и всем наливает вина.
И, встав, головою касаясь наката, —
известен сибирский наш рост! —
он молвит негромко:
— Подымем, ребята,
за милую Родину тост!..
И сблизились, звякнув, помятые кружки,
зеленые кружки, и вдруг
взревели за лесом гневные пушки,
земля задрожала вокруг...
Март 1943 г.
Калининский фронт
БОРИС КОСТРОВ[7]
ПОСЛЕ БОЯ
Портянки сохнут над трубой,
Вся в инее стена...
И, к печке прислонясь спиной,
Спит стоя старшина.
Шепчу: — Товарищ, ты бы лег
И отдохнул, солдат!
Ты накормил, как только мог,
Вернувшихся назад.
Ты не поверил нам. Ну что ж,
В том нет большой беды.
Метет метель. И не найдешь
На небе ни звезды.
Твоей заботе нет цены.
Ляг между нами, брат.
Они снежком занесены
И не придут назад.
1943
ВСЕВОЛОД ЛОБОДА[8]
НАЧАЛО
Лес раскололся тяжело,
Седой и хмурый.
Под каждым деревом жерло
Дышало бурей...
Стволам и людям горячо,
Но мы в азарте.
Кричим наводчикам:
«Еще,
Еще ударьте!..»
Дрожит оглохшая земля.
Какая сила
Ручьи, и рощи, и поля
Перемесила!
И вот к победе прямиком
За ротой рота
То по-пластунски,
то бегом
Пошла пехота.
13 сентября 1944 г.
ВАСИЛИЙ КУБАНЕВ[9]
ТЫ ДОЛЖЕН ПОМОГАТЬ
Ты тоже просился в битву,
Где песни поют пулеметы.
Отец покачал головою:
«А с кем же останется мать?
Теперь на нее ложатся
Все хлопоты и заботы.
Ты будешь ей опорой,
Ты должен ей помогать».
Ты носишь воду в ведрах,
Колешь дрова в сарае,
Сам за покупками ходишь,
Сам готовишь обед,
Сам починяешь радио,
Чтоб громче марши играло,
Чтоб лучше слышать, как бьются
Твой отец и сосед.
Ты им говорил на прощанье:
«Крепче деритесь с врагами!»
Ты прав. Они это знают.
Враги не имеют стыда.
Страны, словно подстилки,
Лежат у них под ногами.
Вытоптаны посевы,
Уведены стада.
Народы в тех странах бессильны,
Как птицы в железной клетке.
Дома развалены бомбами,
Люди под небом сидят.
Дети бегут к казармам
И выпрашивают объедки,
Если объедки останутся
В котелках у чужих солдат.
Все это видят люди.
Все это терпят люди.
Зверь пожирает живое,
Жаден, зубаст, жесток.
Но недолго разбойничать
Среди людей он будет:
Наши трубы пропели
Зверю последний срок!
Отец твой дерется с врагами —
Тяжелая это работа.
Все люди встают, защищая
Страну, как родную мать.
У нее большие хлопоты,
Большие дела и заботы.
Ей будет трудно порою —
Ты должен ей помогать
1941
АЛЕКСЕЙ ЛЕБЕДЕВ[10]
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПОХОДА
Когда мы подвели итог тоннажу
Потопленных за месяц кораблей,
Когда, пройдя три линии барражей,
Гектары минно-боновых полей,
Мы всплыли вверх,— нам показалось странно
Так близко снова видеть светлый мир,
Костер зари над берегом туманным,
Идущий в гавань портовый буксир.
Небритые, пропахшие соляром,
В тельняшках, что за раз не отстирать,
Мы твердо знали, что врагам задаром
Не удалось у нас в морях гулять.
А лодка шла, последний створ минуя,
Поход окончен, и фарватер чист.
И в этот миг гармонику губную
Поднес к сухим губам своим радист.
И пели звонко голоса металла
О том, чем каждый счастлив был и горд:
Мелодию «Интернационала»
Играл радист. Так мы входили в порт.
1941
НА ДНЕ
Лежит матрос на дне песчаном,
Во тьме зелено-голубой.
Над разъяренным океаном
Отгромыхал короткий бой,
А здесь ни грома и ни гула...
Скользнув над илистым песком,
Коснулась сытая акула
Щеки матросской плавником...
Осколком легкие пробиты,
Но в синем мраке глубины
Глаза матросские открыты
И прямо вверх устремлены.
Как будто в мертвенном покое,
Тоской суровою томим,
Он помнит о коротком бое,