Полёт на Сатурн - страница 6
— Вот. Привела, — доложила она. — За каждым нарушителем самой приходится бегать.
— Мы слушаем! — требовательно воскликнула вожатая, встав по струнке.— Лаптева! Почему ты молчишь?
Я вылупилась на неё. Вот ей-богу, я ни капельки не поняла. Что происходит? Почему я должна отвечать, если меня ни о чём не спросили?
— Прекрати ломаться! — рявкнула на меня Марья. — Сядь, Люся. Лаптева! Ты ничего не хочешь нам рассказать?
Вожатая села. Нервничала она гораздо сильнее, чем я. А я по-прежнему не понимала, чего от меня хотят, но сообразила опустить глаза, словно мне стыдно.
— Что, так и будем молчать, как пленный партизан? — прокричала Марья. — И нечего прятать глаза свои бесстыжие, у тебя всё на лбу написано!
— Вика послушная девочка, — медовым голосом сказала врачиха. — Она исправится. Она сейчас извинится за свой проступок и больше так не будет.
— Да! — вступил в беседу вожатый.
— За какой проступок? — вырвалось у меня, и это было ошибкой.
За какую-то секунду они все превратились в свору собак и начали орать наперебой, брызжа слюной, вращая глазами и размахивая руками — даже вожатый перестал выделываться перед Люсей и корчить из себя доброго полицейского. Они орали, орали и орали, и будь я малолеткой, точняк наделала бы у них в кабинете лужу. Но мне было уже почти четырнадцать, я читала про шпионов и на переменах отлично дралась с мальчишками. А моя бабушка работала в милиции. Так что меня не так-то просто испугать! Я приняла вид каменной статуи и ждала, пока они выдохнутся.
— Ты непробиваемая! — орала Марья. — Хоть кол на голове теши! Вот мы тут, четыре взрослых человека, раздираемся из-за тебя, а тебе хоть бы хны! Ни малейших угрызений совести!
— Да! — поддержала её красная от злости Люся.
— Ты хоть понимаешь, что ты нас всех под монастырь могла подвести? — крикнула врачиха, перегнувшись через стол и впиваясь в меня взглядом. — Из-за тебя, из-за пигалицы, нас чуть не посадили в тюрьму! — и она изо всех сил обрушила кулак на зелёное сукно.
— А что я натворила-то? — спросила я и вдруг вспомнила про свой рисунок. Вдруг там что-то аполитическое? Тогда и правда дело пахнет керосином.
— Ты ещё спрашиваешь? — с необычайным изумлением прошипела Марья.
— Я другой рисунок нарисую…
— Прекрати дурочкой прикидываться! — взвизгнула Люся. — Ты лучше посмотри, до чего ты Юлию Силантьевну довела! И Марию Ивановну! Да мы тебя в детскую комнату милиции отведём! И тебя там на учёт поставят!
— Юлия Силантьевна, а представляете, как её родителям тяжело? — неожиданно спокойно проговорила Марья.
— И не говорите, Марья Ивановна, — закатила глаза врачиха. — Страшно подумать, кем она вырастет.
— Если уже в таком нежном возрасте она позорит семью… — продолжала Марья.
— Да-а, эта девочка далеко пойдёт, — вторила ей врачиха.
— Да что случилось-то? — спросила я. — Вы мне хоть объясните, за что ругаете.
— А то ты не знаешь! — с новыми силами накинулась на меня начальник лагеря. — Да мы твой портрет вот такого размера в газете «Колючка» нарисуем и на доске позора вывесим!!! Чтоб у тебя хоть немножко совесть пробудилась!
С минуту они молча сверлили меня взглядами, а потом врачиха неожиданно выпалила:
— Тебе известно, что на глубине от холодной воды могут случиться судороги?
— Известно, — чуток опешив, ответила я и добавила на всякий случай: — И без воды тоже. — Бело-синий кабинет вдруг показался мне чем-то нереальным, а ругающие — нарисованными существами.
— Не хами старшим! От холодной воды бывают судороги! Это я как вр-рач тебе говорю! — проревела Юлия Силантьевна, и её голос эхом отскочил от застеклённого шкафа.
— Тебе хоть немножко стыдно? — ввернула вожатая Люся.
— И как часто ты нарушала правила лагеря? — сердито поинтересовался вожатый, поглядывая то на Люсю, то на часы.
— Разве я нарушала? — удивилась я.
— Это же надо, с какими честными глазами она врёт! — театрально воскликнула Марья. — Небось, с первого дня убегала одна мыться! И если бы с мокрым купальным костюмом не застукали, и дальше бы продолжала!
Вот теперь всё встало на свои места. Стало быть, мой купальник нашли, потрогали и, убедившись, что он мокрый, сделали вывод, что я купалась в речке. Мне даже полегчало, и я улыбнулась.