Попытка разобраться в непостижимом - страница 12

В частности, бегу трусцой. Подобно большинству мужчин его возраста и круга, Арне Гуннар Ларсен был любителем бега. Учитывая круговорот жизни и пределы, которые он ставит осуществлению наших самых главных надежд, А. Г. заботился о своем теле. Каждый вечер, облачившись в спортивный костюм, он бегал возле многоэтажных корпусов Румсоса. Заведенный ритуал, во время которого он слышал биение своего сердца. Одетый в защитный костюм современного человека, А. Г. каждый вечер бегал от болезни и смерти по бесснежным тропинкам в Румсосе. Он также вступил в Гроруддаленское общество поощрения искусства: будучи архитектором, он, естественно, был не чужд изобразительных искусств, и его привлекало такое интересное и нужное дело, как приобщение к ним жителей новых районов, что поднялись после войны в узкой, протянувшейся на целую милю[13] долине и по бокам от нее. А еще в Румсосе было открыто местное отделение рабочей партии. В тот период, на рубеже восемьдесят второго — восемьдесят третьего годов, партию волновали три вопроса. Первый — размещение ракет, в связи с чем велись жаркие дебаты вокруг замораживания арсеналов и того, насколько далеко следует заходить в одностороннем разоружении. На повестке дня стояло также выдвижение кандидатов от этой партии на выборах в столичный муниципалитет. А в местном масштабе, в самом Румсосе, требовали разрешения социальные проблемы, вызванные высокой квартплатой. А. Г. Ларсен постоянно сотрудничал с рабочей партией, убежденный, что таким образом вносит свой вклад в очень важную деятельность, в контексте Норвегии приобретающую решающее значение. Их неболышая, но исполненная благоразумия партийная ячейка собиралась в зале «Б» культурного, общественного и торгового центра Румсоса и представляла как норвежский народ, с его здравомыслием и некоторой ограниченностью, так и победоносцев, тех, кто в силу исторических причин стал у кормила власти. Большинство членов ячейки отличалось крепкой народной рассудительностью, которую они, возможно, еще культивировали в себе — и правильно делали. Тем не менее поближе ни с кем из местных партийных деятелей А. Г. так и не сошелся, хотя какие–то отношения с ними были и он время от времени захаживал к ним в гости. Впрочем, вечерами он в основном сидел дома. Ставил хорошую пластинку и под лившуюся в комнату стереофоническую мелодию корпел над взятой домой работой: начальнику отдела не уложиться в конторские часы, с десяти до четырех. Иногда он занимался партийными делами, а то погружался в роман или в какую–нибудь другую книгу. Бывало, что в своей новой жизни он просто слонялся под проигрыватель по квартире. У него было ощущение, что он впервые за много лет нашел себя. Он словно наконец–то обрел дом. Чего ему недоставало, так это друга.

А. Г. вставал у окна квартиры и не сводил глаз с чужих окон, в болыпинстве своем ярко освещенных. Шторы не задернуты, и можно совершенно свободно заглянуть внутрь. Видно цветное свечение телеэкранов. Различимы и люди, которые сидят на диване или же, внезапно поднявшись, идут по комнате и попадают под люстру. А. Г. может, совершенно не скрываясь, наблюдать за ними. Открытые взору, они передвигаются в собственных квартирах. А. Г. заворожен. Вон они, за освещенными окнами, у него на виду, в корпусе наискосок или в домах напротив, на другой стороне. Время от времени кто–нибудь из людей возникает в окне, среди зелени комнатных цветов, и тоже выглядывает наружу, возможно, смотрит на него, А. Г., который наблюдает за ними. Там идет жизнь. И А. Г. мог быть там. Он безумно мечтал о друге! Вот что ему необходимо. Ему необходим друг! Человек, с которым можно дружить, на которого можно положиться и который мог бы положиться на А. Г. Ларсена.

Обо всем этом мне рассказал сам А. Г., несколько сконфуженный своими словами, однако не скрывающий, что сильнее прочего он страдал от скромного, немудреного желания иметь друга. Чтоб было на кого положиться и чтоб кто–то мог положиться на него. Но как завести друзей в Румсосе? Это оказалось невероятно сложно. Бегая, А. Г. поразился тому, насколько пустынны улицы норвежского пригорода. Жизнь, которая так свободно открывалась за окнами, была не более чем иллюзией, поскольку тут, на земле, рядом с домами, она не только не кипела, но была очень скудной, если не вовсе отсутствовала. Очевидно, современных норвежцев ни капельки не трогал внешний мир и они плевать хотели, если кто–то и увидит их, им даже в голову не приходило бояться этого, поскольку для них за пределами собственной квартиры были лишь безразличные кулисы (или природный ландшафт). В других странах, как известно, люди скрывают свою частную жизнь шторами, а то и солидными ставнями, прекрасно понимая, что за ними могут наблюдать. Здесь же — ничего подобного. А. Г. познакомился с безжизнеиным Румсосом во время пробежек. Я так и вижу перед собой нашего одинокого бегуна. В вымершем пространстве. Он одет в свой защитный костюм, известный под названием тренировочного. Вот он выскакивает из подъезда и по тускло освещенному проходу выбегает в вечернюю темень, трусит между светящимися корпусами и унылыми мокрыми елями (или — после январского снегопада — между елями стылыми и заиндевевшими). А. Г. бежит и слышит собственное дыхание, ощущает биение своего сердца. Кругом, можно сказать, ни души. Разве что попадется навстречу хозяин, выгуливающий собаку. Коротко взвывает ветер, и этот вой произительным эхом отдается между домами, под елями, унылыми и мокрыми (либо етылыми и заиндевевшими), на дорожках, по которым трусит наш одинокий бегун, с облачками пара изо рта, в этом странном безлюдии, составляющем одну из главных примет современного норвежского микрорайона. Принюхивающаяся собака слушает, навострив уши, а потом все же подчиняется зову хозяина, у которого, следовательно, есть друг, друг до самой смерти. Арне Гуннар Ларсен обегает Румсос, все его двенадцать кооперативов, каждый со своим вымпелом, развевающимся на флагштоке, на лугу, и своим именем, соответствующим первоначальным географическим названиям лесного массива, который располагался к северу от норвежской столицы, и А. Г. внезапно потрясает чувство Отверженности, охватывает неизбывная жажда общения с теми, кто живет в освещенных квартирах, кто ходит по ним, ничего не стесняясь, как ходили люди до грехопадения, пока А. Г. бегает внизу, чувствуя себя Отверженным.