Портрет завода как он есть - страница 5

Вот тут бы мне без кассы и никак не обойтись, А потом понемногу я ей помощь верну.

Нужна все-таки эта взаимная касса.

Однажды к нам на участок привезли такелажники новый станок. Такелажники — это те, кто переставляет станки и автоматы в цехах. Они обучены, как это следует делать.

Со стороны же кажется, будто дело это простое, обычное мужское дело — поднять и толкнуть, то есть можно, имея одни только мышцы, делать его наравне с такелажниками.

Станок подняли на лифте к нам на этаж, положили на каток и повезли по проходу. Каток прокручивается под станком, и тот по нему продвигается дальше. Когда станок проедет по катку до конца, спереди подсунут под него второй и так далее.

— Е-еще! — кричал бригадир, и такелажники дружно налегали все разом.

— Стоп! — говорил бригадир и подкладывал каток, когда все действительно делали стоп.

И вдруг я увидел, что станок соскочил с катка, и мне показалось, будто он придавит такелажникам ноги.

— Эй! Берегись! — закричал я на весь цех и кинулся помогать.

Я ухватил станок из-под низу руками, а такелажники немедленно его отпустили — так как сам же я кричал им вовсю: берегись! И станок хорошо придавил мне мой палец.

За этот палец мне вынесли выговор по заводу, в приказе.

Сначала мне было обидно и непонятно: за мой же отдавленный палец и выговор мне же, хотя я стремился им только помочь.

Но после я понял, что выговор правильный: он меня научил не браться за то, чего делать я не умею, хотя мне и кажется, будто могу. Это еще хорошо, что я отделался пальцем, который вскоре зажил себе да и все. А могло быть значительно хуже и мне и другим.

Тем более что станок, оказалось, никуда не соскакивал, это вышел первый каток из-под низу, и уже бригадир преспокойно подсунул второй.

Как-то наш завод познакомился с одним военно-морским грозным крейсером, который плавал тогда неподалеку от нас.

Мы, завод, стоим одиноко, кругом нас раскинулся деловой большой город. Он, этот крейсер, одиноко плывет день и ночь, кругом расстилается бурное море.

Мы завод орденоносный, и он, крейсер, тоже.

Нам в самый раз подружиться друг с другом.

Взяли мы тогда и подружились, раз обоим хотелось. То есть между двух людей это была бы действительно дружба. У завода и крейсера дружба называется шефством.

Шеф, как я понимаю, значит главный. Шеф-повар, например, — это повар самый главный среди других поваров. Но кто из нас главный, сказать было трудно. Тот, который шеф, тот и главный над своим подшефным. В письмах считалось, что шефы — завод. Но когда на завод приезжали матросы, главными были, понятно, они, так как гости. А когда мы к ним приезжали на крейсер как шефы, — главными были опять же они.

Вот, например, мы поем им со сцены, для них поем, стараемся для них, для кого же еще?

Или вот, наконец, открываются танцы.

— Пойдем потанцуем, — предлагаю я Тоне, с которой мы весело отплясываем на всех вечерах.

И вдруг наша Тоня отступает от меня, как от невежливого человека, и не хочет со мной ни за что танцевать.

— Да вы что! — говорит она мне. — Вы сегодня погодите. Дома натанцуетесь. А сегодня пускай потанцуют они, потому что им не каждый вечер можно тут, на крейсере, танцевать, да и не с кем.

И она показывает на окружающих нас моряков, которые так и рвутся грудью в танец, хотя они нынче и не главные, а главные мы, потому что мы шефы.

Правда, пока мы разговаривали с Тоней, танец начался, и ее не пригласили. Но Тоня со мной все равно не пошла.

— Ничего, — сказала она. — Пусть я постою, а они на меня поглядят. Надо же им присмотреться. Пусть у них будет выбор.

Так она и простояла для выбора, пока все плясали, а на следующий танец ее пригласили даже четверо враз.

А я, и Жора Крёкшин, и другие наши рабочие нисколько не обиделись. Мы встали в сторонку, чтобы не мешать танцевать, потому что мы шефы, а значит, подшефным мешать не должны.

Недолгое время работал в нашем цехе монтер Петухов. При его нетерпении у нас ему работать было трудно.

Он хотел одним махом все на свете улучшить.

Вымыться в бане до такой чистоты, чтоб никогда больше в жизни не вздумалось пачкаться или потеть. Вычистить раз и навсегда свои ботинки, чтобы потом они блестели всю жизнь. Брюки отпарить, навести на них стрелки, да так, чтоб отныне никогда не измялись. И механизировать кругом всю работу, все ручные операции — немедленно и враз.