Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь - страница 17

.

Роскошь публичной жизни тоже не является для Нисикава свидетельством того, что дела в этой стране обстоят наилучшим образом. Имея в виду прежде всего современный ему Китай, он писал: «Досточтимость страны не меряется роскошью. Там, где нет голодных и холодных, там, где нет попрошаек, — вот это и есть страна высшего порядка. В стране роскоши много сокровищ, но мало еды. В стране скромной мало сокровищ и денег, но еды достаточно. Еда — главное для народа, народ — главное для страны. Когда основа прочна, страна пребывает в спокойствии» (№ 136). И следует признать, что образ жизни японской правящей элиты был действительно весьма скромным по китайским, индийским и европейским стандартам. Сёгунат беспрерывно издавал указы об ограничении роскоши, которые касались даже высших должностных лиц в государстве, имущественный разрыв между богатыми и бедными был сравнительно невелик. Нисикава Дзёкэн относился к богатству без пиетета, но не призывал он и к аскезе. Счастье — в удовлетворённости своим положением-состоянием. Внутреннее важнее внешнего, счастье — это покой в душе.

Нисикава Дзёкэн был во всём поборником «срединности», которая предполагает умеренность и отказ от крайностей[47]. Вместе с тем относительно японских заимствований из Китая он высказывается крайне решительно: «За исключением богов-ками и японских песен-ута, всё в эту страну пришло из Китая» (№ 83). Однако уже в следующей фразе делает важнейшую оговорку: «Но изначально мудрецы этой страны [Японии] изучили её основы, поняли, что из пришедшего будет применять затруднительно, а что нет, переделали пришедшее в соответствии с сердцами людей этой страны, и люди стали пользоваться этим в жизни. А если что-то пришедшее из стран иноземцев и получало распространение в неизменном виде, то поскольку оно противоречило естеству вод и земель, а также обыкновениям людей этой страны, то заимствованное само собой удивительным образом и без людского участия переиначивалось в духе Ямато благодаря несравненным божествам».

Для доказательства тезиса об избирательном характере заимствований Нисикава Дзёкэн приводит несколько примеров.

Первый касается письменности и указывает на изобретение японцами слоговой азбуки (считается, что это произошло в IX в.): «Письменные знаки (имеются в виду иероглифы — А.М.) изначально имели здесь китайский облик, но через какое-то время они изменились и, поскольку Ямато и Китай — это не одно и то же, китайские знаки стали казаться чем-то сильно отличным, и для дел Ямато применять их стало затруднительно. Зачем из любви к диковинкам тешить глаз? Чистое и покойное соответствует естеству вод и земли, и из этого происходит для людей много пользы».

Престижность родного языка определялась для Нисикава тем, что он был носителем поэтического дискурса, который приобрёл в Японии исключительно большое значение[48]. Поэтому в качестве следующего примера заимствования, адаптированного к местным нуждам, выступает именно поэзия. Нисикава Дзёкэн констатирует: китайские стихи пришли в Японию, естественно, из Китая, но под влиянием «мягкой и покойной сути этой страны» они стали «распеваться на манер Ямато» (по всей вероятности, имеется в виду как произнесение иероглифов на японский лад, так и разметка китайского текста, позволяющая читать его в соответствии с правилами грамматики японского языка). Ссылаясь на некоего китайца Мафукэси, который переселился в Японию, возненавидел китайское и пожелал выглядеть как японец, Дзёкэн заключает: «Если ты родился в какой-то стране, то следуй образцам этой страны — уж таков закон Неба и Земли».

Следующий пример касается различного восприятия японцами и китайцами одних и тех же норм морали. Сформулированные в Китае принципы социального общежития получили широчайшее распространение и в Японии. К ним относятся прежде всего «пять связей» (яп. горин, кит. улунь 五倫: нормы взаимоотношений между господином и подданным, отцом и сыном, мужем и женой, взрослым и ребёнком, между друзьями) и «пять постоянств» (яп. годзё, кит. учан 五常 — человеколюбие, долг, ритуал, мудрость, верность/искренность). Этими понятиями широко пользуется и Нисикава Дзёкэн. Однако, по его мнению, применение этих норм имеет в Японии свои особенности. В Китае делается упор на человеколюбие и мудрость, в Японии — на долг и мужество (бесстрашие).