Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь - страница 18
Для доказательства своего тезиса Нисикава приводит историю о министре Хань Вэй (1008—1075), который служил при Сунском дворе (№ 138). Когда этот мудрый и добродетельный человек однажды заночевал в святилище, к нему нагрянул грабитель. Хань Вэй безропотно отдал ему всю утварь, имевшуюся в святилище, а когда грабитель вознамерился обезглавить его, не стал просить о пощаде и покорно вытянул шею. Грабитель расчувствовался перед таким бесстрашием и объявил Хань Вэя самым достойным мужем во всей Поднебесной. Испытывая его благородство, он взял обещание, что Хань Вэй не станет рассказывать о случившемся. Хань Вэй сдержал слово, однако впоследствии грабителя изловили и приговорили к смертной казни за другое преступление. Желая, чтобы добродетельность Хань Вэя стала известна людям, грабитель поведал о бесстрашии Хань Вэя.
Нисикава Дзёкэн комментирует эту историю следующим образом. «Если бы такое случилось в Японии, и Хань Вэй повёл бы себя так же мягко и податливо, как он себя повёл, то женщины и девушки, монахи и послушники сочли бы его за человека выдержанного и удивительного. Что до самураев, то — вне зависимости от своего положения — каждый из них непременно обругал бы его за трусость и заключил, что Хань Вэй не достоин своей должности. Если бы горожанин или простолюдин обмолвился, что такие дела следует решать добросердечно и полюбовно, он заслужил бы только насмешку. Если воров расплодится много, жить станет невозможно. Подставлять шею разбойнику — трусость. На сей раз разбойник умилился достоинствам Хань Вэя, но ведь могло быть и иначе. Прискорбно, что подчинённых Хань Вэя не было с ним и они не узнали про проступок своего начальника. В Японии посчитали бы Хань Вэя ужасным преступником. Он послушался требований разбойника хранить молчание и держал при себе тайну многие годы. Разве он сделал это не из-за страха нажить себе смертельного врага? Не таков Путь Богов в Японии».
Нисикава Дзёкэн полагает, что бесстрашие перед лицом смерти и вправду является необходимым качеством благородного мужа. Но смерть от руки разбойника и смерть от руки сюзерена — разные вещи. Поэтому его так восхищает мужественный воин Ота Докан (1432—1486) — популярный герой средневековых легенд и преданий. Он был оклеветан и убит по приказу его господина Огигаяцу, но безропотно принял смерть. «Только невозможно представить, чтобы Докан подставил голову вору. В этом отношении китайские и японские представления о человеколюбии и мужестве благородного мужа не совпадают. Это несовпадение касается не только человеколюбия и мужества: всё, что пришло из Китая, преображается в этой стране само собой в соответствии с её естеством. Заимствованное не может оставаться таким, каким оно было, поскольку не отвечает природному естеству здешней воды и земли. Поэтому и китайские мудрые книги должны изучаться с учётом природного сердца этой страны. То же самое верно и в отношении церемоний, утвари, письма. В своей стране следует уважать образцы своей страны. Навеянная божествами скромность и прямота — вот в чём состоит дух нашей страны, которому не научиться у других стран».
Следующим пунктом неприятия китайских обыкновений является отношение к верховному правителю. В древности японский двор заимствовал из Китая многие управленческие принципы, но идея о том, что каждая династия с неизбежностью растрачивает свою добродетельность и подлежит смене, после некоторых колебаний была отвергнута[49]. Осознание того, что уникальной особенностью Японии является обусловленная синтоистскими божествами несменяемость правящей династии, особенно усиливается после обнародования труда Китабатакэ Тикафуса (1293—1354) «Дзинно сётоки» («Записи о правильном божественном наследовании», 1343 г.)[50].
Нисикава Дзёкэн также находится в русле ставших расхожими к тому времени представлений о том, что китайские идеи о верховной власти ни в коем случае не подходят для Японии. Он полагает, что в Японии совершенно невозможно появление такого мыслителя, как Мэн-цзы, который утверждал: если правитель смотрит на подданных как на траву и пыль, тогда и подданные смотрят на правителя как на своего врага. Такая эмоция является оправданием для свержения Сына Неба, и такое явление обычно для Китая. «Сердца людей в Японии не могут позволить такого. Иногда и вправду находились люди, которые хотели лишить императора трона, но они жили недолго — небесная кара настигала их. Поэтому-то трон не занимали люди, которые не принадлежали к потомкам божеств, что отражает природное естество этой страны-династии. Слова Мэн-цзы о том, что можно считать врагом государя… являются недопустимыми по отношению к Сыну Неба» (№ 139).