Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии - страница 13

, трепетал в его присутствии и заявил о готовности выполнить все, что тот ему прикажет. Флакцитей, король ругов, просил его совета tamquam caeleste … oraculum[172][173], и не принимал никаких решений, прежде не сверившись с ним[174]; Фердерух и Фелетей не отвергали его советов и повиновались ему. Поэтому в сложных отношениях с варварами Северин, сильный своей авторитетностью, выступал в качестве посредника; однако, как было справедливо отмечено, некоторые из его чудес не имели ничего политического и порой «с трудом отличались от действия силы увещания»[175], как, например, тогда, когда он убедил римлян сразиться с аламаннами, вселив в них уверенность в исходе сражения[176]. Они, воодушевленные его пророчеством, укрепились молитвами. Успех, конечно, не зависел от материального оружия; теперь укоренялось убеждение, что только божественная поддержка могла помочь населению, поскольку распространилось осознание невозможности упорядоченной защиты в отсутствие военных гарнизонов и действенной военной поддержки.

В этой связи внимание ученых уже давно останавливается на неоднозначном отрывке Vita[177], упоминающем полное приключений путешествие, предпринятое группой солдат, попытавшихся перевалить через Альпы и вернуться в Италию, чтобы получить свое жалованье. С целью введения рассказа об экспедиции, предпринятой неудачливыми пограничниками гарнизона Батависа extremum stipendium commilitonibus allaturi, и для обоснования причины их предприятия Евгиппий отмечает во введении «per idem tempus, quo Romanum constabat imperium, multorum milites oppidorum pro custodia limitis publicis stipendiis alebantur». Для некоторых толкователей это грустное воспоминание о времени, в которое еще constabat Римская империя, было первой сознательной регистрацией завершения институциональной параболы Западной империи. Таким образом, согласно этому интерпретационному направлению Евгиппий был первым, кто отметил, в 511 году, связь окончательного прекращения выплаты жалованья солдатам Норика с концом Западной империи. Более подробно эта тема будет рассмотрена ниже. Возвращаясь к словам биографа, когда такое положение завершилось (qua consuetudine desinente), то есть когда закончились регулярные выплаты солдатам, военные формирования распустились вместе с границей (simul militares turmae sunt deletae cum limite). Попытка отчаявшихся солдат добиться последнего жалованья закончилась неудачей. Северин, в одном из своих предвидений, приказал поспешить к ближайшей реке, и здесь были найдены их тела, принесенные течением. Этот эпизод сообщает нам о том, что оплата для войск не поступала больше в дунайские провинции; если требовалось, за деньгами нужно было идти, чтобы лично забрать их в Равенне. Последняя попытка limitanei Батависа знаменует собой «самый конец того процесса перераспределения, который в течение столетий перекачивал золото из процветающих и мирных внутренних провинций империи в приграничные области, выдерживавшие основную тяжесть варварских атак, но тем самым пользовавшиеся плодами созданного армией рынка»[178]. Таким образом, при прекращении платы солдатам пришла в упадок оборона, в отсутствие управления, центрального аппарата, который бы направлял и упорядоченным образом координировал защиту, ставшую своего рода местным делом, часто ограниченным отдельными городами и даже пределами стен отдельных городов[179]. Тот, кто рисковал и выходил за стены, хотя бы только для того, чтобы собрать плоды, мог наткнуться на мечи варваров[180]. И атмосфера, которой дышится на страницах Vita, имеет привкус… здесь передается очевидность размышления, изысканно средневекового благодаря населению, укрывшемуся под защитой стен, охраняемых вооруженной стражей, теснимому укусами голода в ожидании чудес, которому блаженный Северин в качестве средства от несчастий предлагает искупление грехов и превентивные действия против грядущих новых катастроф, посты, дальнейшее воздержание и дальнейшее самопожертвование. Конец мира, или, точнее, конец античного мира. В Vita проявляются, в игре света и тени, выцветшие краски агонизирующей цивилизации на однородном фоне нищеты и запустения, освещаемом лишь вспышками веры, и обломки последних уцелевших остатков римских учреждений, римской жизни, все еще, в редких случаях, упрямо существующих. Здесь не появляются институциональные фигуры — ни уполномоченные имперской власти, ни губернаторы провинций, не упоминаются и военные командиры