Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии - страница 14

стр.

. Нет и следа liburnarii, подразделения речной полиции, Legio Secunda Italica, Legio Prima Noricorum, станового хребта оборонительной системы согласно Notitia Dignitatum[182]. Возможно, конечно, что Евгиппий намеренно сгустил краски и что удручающее отсутствие учреждений и военных гарнизонов, которое выявляется из Vita, имело задачей придать бо́льшую убедительность деятельности Северина. Упоминается только один tribunus, некий Мамертин[183], к которому под давлением населения святой обратился за тем, чтобы тот обеспечил преследование банды грабителей, угнавшей скот и похитившей людей, отважившихся выйти за стены города Фавианы. Северин спросил трибуна, который, кстати, стал через несколько лет епископом, есть ли в его распоряжении вооруженные солдаты, которые могли бы быть использованы для сдерживания варваров. Просьба о вмешательстве не была, таким образом, скоординирована и предписана политической организацией, правительственной структурой, имперским чиновником, но исходила от святого. Мамертин сетовал на численную недостаточность своих людей и нехватку оружия, но был заверен Северином в божественной поддержке. Экспедиция была успешной и у варваров было даже захвачено много оружия. Вполне вероятно, что больше не функционировала знаменитая оружейная мастерская в Лавриаке, городе, на защите которого находилась засвидетельствованная Евгиппием «обычная стража»[184], которую разведчики должны были предупреждать о возможных набегах[185]. Исполнителем мистического призыва, подобного призыву трибуна Мамертина, переложившего задачу человеческого войска на небесное оружие, был также солдат Авициан[186], принужденный королем Фердерухом, человеком ничтожным и нечестивым, жадным, по словам Евгиппия, как все варвары, украсть предназначенные для бедных одежды, серебряную чашу и другие священные предметы.

Помимо небольшой группы нескольких оставшихся ветеранов, бывших когда-то регулярными солдатами, защита населения во многих случаях была доверена тем же варварам, чьи действия бывали иногда узаконены и закреплены договором, как, например, в отношении города Коммагены[187]. Когда Евгиппий утверждает, что город «находился под строгим присмотром варваров, которые поселились там после того, как заключили соглашение с римлянами», следует задаться вопросом, кто имел власть и полномочия для заключения foedus[188]. Были и те, кто предполагал, что, по причине распада институтов, теми, кто заключил соглашение, были сами горожане (habitatores oppidi)[189].

Многие города платили дань королю ругов Фелетею[190], предлагавшему свою защиту тем, кто желал избежать опустошений со стороны аламаннов или тюрингов. Этот государь вновь заселял находившиеся под его контролем центры посредством выведения в них групп или отдельных лиц, которые, очевидно, были обязаны вносить ему дань как плату за гарантированную защиту. Нельзя исключать, что налоговый взнос, причитавшийся с граждан империи, в некоторых случаях просто сменил получателя и сборщика. В самом деле, Vita не упоминает о налогах или взысканиях, выплачиваемых имперскому правительству, которое, очевидно, уже разорвало свои отношения с Нориком, предоставив его собственной судьбе. Но каким образом оплачивалась эта защита? Если гарнизон Батависа и отправился на поиски своего жалованья в монетарном виде, в золоте, то в Vita нет других значимых свидетельств об использовании денег, а благосостояние в целом связано с обладанием съестными припасами, продуктами первой необходимости[191]. Возникающая при этом картина являет собой изображение беднейшего общества, постоянного балансирующего на грани нищеты и абсолютного отсутствия ресурсов, борющегося за выживание, в котором обладание зерном, плодами, маслом, одеждой не было чем-то само собой разумеющимся или привычным. А ведь столетием ранее Норик, Паннония и Реции были не только производителями, но и, как сообщает Амвросий, экспортерами зерна, и когда в 383 году жесточайший голод поразил все страны средиземноморского бассейна, паданская долина испытала лишь слабый его отголосок именно потому, что эти регионы экспортировали пшеницу, произраставшую в изобилии