Предел Скорби. Китайские Рассказы. Хайлак - страница 6
„Послѣ того сынъ Похвального Господина Кровяного Глаза, Харджитъ-Бергень, пошелъ на промыселъ въ темный лѣсъ. Сидитъ сѣрая бѣлка на кудрявой лѣсинѣ около дома низенькой старушки съ пятью коровами. Нашелъ здѣсь бѣлку, сталъ стрѣлять; съ темнаго утра ни разу не попадаетъ; наступилъ закатъ солнца. Въ это время стрѣла упала въ трубу. „Старуха, возьми стрѣлу, отдай мнѣ“ – говоритъ онъ; не получаетъ отвѣта. Задымилась кровь въ его носу, зарумянилась кровь въ щекахъ, забѣгала кровь во лбу; пришла съ боку сердитая мысль, пришла съ затылка хвастливая мысль; влетѣлъ онъ въ домъ. Влетѣлъ, увидалъ эту дѣвушку, увидалъ – обмеръ. Потомъ ожилъ, влюбился; вышелъ, побѣжалъ, на лошадь прыгнулъ и во весь опоръ прилетѣлъ домой. „Родители мои! – говоритъ, – у низенькой старушки, съ пятью коровами такая хорошенькая дѣвушка! Возьмите эту дѣвушку и дайте мнѣ!“. Тутъ отецъ послалъ людей на девяти коняхъ; во весь опоръ поѣхали; влетѣли къ низенькой старушкѣ съ пятью коровами. Всѣ они пали безъ чувствъ отъ красоты той дѣвушки. Очнулись, вышли вонъ, одинъ самый лучшій человѣкъ остался. „Низенькая старушка съ пятью коровами, – говоритъ онъ, – дай эту дѣвушку сыну Похвальнаго Господина Кровяного Глаза!..“
Теченіе оборвалъ разсказъ и задумался. Женщины уже вносили въ избу постели, днемъ провѣтривавшіяся на морозѣ.
– Знаешь, дитя мое, Бытерхай! Иди спать! Раны мои сегодня что-то болятъ, не охота говорить… Должно быть, будетъ завтра перемѣна: непогода или оттепель!?.
Бытерхай послушно поднялась и направилась въ уголъ, гдѣ спала вмѣстѣ съ Теченіемъ. Тотъ долго сидѣлъ у камина, осматривалъ и обмывалъ теплой водой изувѣченныя ноги. Усталый, измученный онъ уснулъ немедленно, чуть доплелся къ постели.
– Ты спишь, Теченіе?! Не спи, милый, не спи!.. Ты ничего не слышишь?! – будила его долго спустя Бытерхай. – Теченіе, добрый мой господинъ, проснись!.. Я боюсь!..
– А что?.. – съ просонья спрашивалъ Теченіе. – Что случилось?!
– Гремитъ, сильно гремитъ!
– Пусть гремитъ!.. Ледъ на озерахъ къ перемѣнѣ лопается!
– Нѣтъ!.. Не такъ гремитъ!.. Это вѣрно идетъ та барыня въ сто лошадей, что хочетъ насъ посадить за желѣзныя ставни…
– Пусть ѣдетъ! Спи!.. Не бось, уйдемъ!
– И меня возьмешь съ собою? Мой милый, серебренькій… мой добрый…
– Возьму, возьму… Только спи!
Зимою сообщеніе больныхъ съ внѣшнимъ міромъ почти прекращалось. Недостатокъ одежды и упадокъ силъ удерживали ихъ дома. Небо, снѣга, солнце они видѣли только тогда, когда принуждены была выйти, чтобы принести дровъ изъ собранной лѣтомъ кучи топлива, захватить льда или снѣга на воду или провѣтрить свое платье и постели. Исполняли это обыкновенно болѣе здоровые: Грегоре́й, Анка, Теченіе, иногда Мергень. Все время они проводили въ темной затхлой юртѣ, и почти не было у нихъ другихъ впечатлѣній кромѣ голода и мученій проказы, которая точно многоголовый червь ползала въ ихъ внутренностяхъ, въѣдалась въ мышцы, обвивалась кругомъ костей. Стоны болѣе или менѣе громкіе и ужасные все время носились въ темномъ отравленномъ воздухѣ юрты.
Зима стояла попрежному суровая и холодная. Между тѣмъ, запасъ дровъ близился къ концу. Это заставляло ихъ скупиться въ отопленіи. Огонекъ чуть тлѣлъ въ обширномъ каминѣ юрты. Часто мятель почти тушила его, вбрасывая сквозь трубу вороха снѣговой пыли и струи холоднаго воздуха. Больные сильно страдали отъ холода и сырости. Сквозь щели въ стѣнахъ невыносимо дуло, и морозъ торжествующе просовывалъ въ ихъ жилище свои хищные когти.
– Ахъ, Теченіе!.. Теченіе!.. Скверно осмотрѣлъ ты по осени избу… Теперь и дровъ много идетъ, и холодъ насъ мучитъ!
– Эхъ!.. Самъ страдаю! Вы забыли, что подъ конецъ работъ нарывы выскочили у меня на ладоняхъ… Никакъ не могъ…
– Вѣрно!.. мы все забыли… Всякій о себѣ только думаетъ!.. Больной человѣкъ похожъ на вонючаго пса!.. Ухъ, какъ холодно!.. Суставы ноютъ, жилы тянетъ… Смерть моя что-ли идетъ? – стонала Кутуяхсытъ, протягивая изнуренныя руки къ чуть-чуть мерцающему огню.
– Не согрѣть-ли тебѣ воды, старуха? – мягко спросила ее Анка.
– Опять дрова жечь!.. Кто пойдетъ за ними нонѣ въ обледенѣлую тайгу? Топоромъ не сможешь, такъ губами откусывать что-ли станешь! Не ты ли, красавица Анка, пойдешь? Бѣлыя у тебя правда зубы… Такъ попробуй… Что?!. Большая ты барыня чужимъ распоряжаться!.. Не смѣть попусту изводить дровъ… – кричала Мергень.