Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения - страница 14

и, конечно, так, чтобы «ὡς ἄν αὐτὸς τε (т. е. преп. Максим) ἡδίων τῇ τούτων γένηται μνήμῃ καὶ τοῖς ἀκραωμένοις μεγάλην τὴν χάριν κατάθηται». Однако автор сам сознается, что, при величии подвигов св. отца, он не мог ни объять всех событий его жизни, ни воздать им должную похвалу и по необходимости принужден кое-что выпустить и оставить без внимания. [207] Итак, мы видим, что задача историческая (возможно полное описание жизни преп. Максима) у автора не только подчиняется назидательной, но и значительно ограничивается. В общем, задача нашего биографа сводится к узким рамкам нравоучительного жизнеописания, чему вполне соответствует и наименование Vita «Словом» («ὁ παροὶν λόγος»). [208]

Само собой разумеется, историческая ценность работ такого типа невелика, и от автора пространного жития, конечно, нельзя ожидать строго исторического описания жизни преп. Максима. Составители похвальных слов-житий, как справедливо отметил Комбефи, [209] всегда допускают произвол в пользовании историческим материалом, не соблюдают меры в своих восхвалениях и заботятся не столько о том, чтобы точно запечатлеть слова и дела святого, сколько о том, чтобы изысканностью рассказа и разными риторическими украшениями услаждать читателей и возвеличивать славу святого. От такого рода недостатков не свободен и составитель пространного жития преп. Максима.

Прежде всего, он позволяет себе иногда чересчур увлекаться витийством, нисколько не заботясь о верности своих показаний исторической действительности. Так, например, он в гиперболических выражениях говорит о распространении монофелитства на Западе. [210] Далее, он мало стесняет себя требованиями точной и правильной передачи своих источников: он систематически опускает все точные даты и почти все хронологические показания источников [211] или передает их ошибочно. [212] Он постоянно опускает технические термины, исторические детали, [213] замалчивает, большей частью, имена различных исторических деятелей. [214] Источники свои он передает по местам весьма неточно и неопределенно [215] и иногда маловразумительно, [216] сокращения делает неуместные, вследствие чего у него получается неправильное представление о ходе исторических событий. [217] Мало того — источники принимаются им почти без критики, со всеми их ошибками (да и не все они собраны им и использованы), а пробелы и недостаток сведений о некоторых событиях в жизни преп. Максима заполняются малообоснованными догадками, высказанными притом категорически спокойно-эпическим тоном, [218] без указания на их гипотетическое значение.

Все это, конечно, сильно обесценивает Vita как исторический документ. Однако нельзя все же утверждать, что пространное житие не имеет для нас никакого значения и что автор его не заслуживает вовсе доверия. Несмотря на то, что наш биограф разделяет все недостатки византийской агиографии IX в., нужно все же признать, что при написании жития преп. Максима он не терял из виду и исторической задачи, старался найти истину и дать правильное и верное жизнеописание св. отца, для чего собрал много источников. Притом он, во всяком случае, не был невеждой, неспособным к историческим работам. Из его труда видно, что он был по тому времени хорошо образован, знаком с философской терминологией [219] и имел, по-видимому, познания и в классической литературе, которые не прочь был иногда выставить некстати [220] в своем труде. В общем, надо признать, что он не отступал от своих источников и не искажал их преднамеренно, и несомненно, что между Vita и теми документами, от которых она зависит, можно найти больше сходства, чем различия. Мало того, весьма важно то обстоятельство, что конфессиональная точка зрения автора Vita не отразилась на правдивости его в изложении исторических событий. Автор — человек религиозный (вероятно, монах), [221] по убеждениям — православный, и притом из ревнителей по вере. На монофелитство он, конечно, смотрит как на ἐναντία μοῖρα καὶ δόξα, [222] κακοδοξία, [223] lues, [224] и в характеристике ереси не щадит красок. [225] Все сторонники ереси