Прерванное молчание - страница 66

Джон плакал.

— Как же никто ничего не замечал? Вы ведь ходили в школу, вы общались с другими детьми…

— Дженни никогда не ходила в школу. Она была, как они говорили, на домашнем обучении. В школу ходил только я. Я не особенно любил с кем-то разговаривать. Но однажды рассказал учительнице, что отец избил меня. Она увидела синяки, спросила, откуда они. Я не выдержал и рассказал, что отец бьет меня. В тот же вечер эта учительница пришла к нам домой. И он сказал, что я просто упал с лестницы. Он сказал, что я всегда придумываю какие-то страшные, жестокие истории. Он сказал, что у меня, наверное, подростковые проблемы. Черт! Он был так мил и вежлив, что никто ни за что не догадался бы, на что способен этот ублюдок. Он так правильно все говорил, что я разрыдался, сидя у лестницы наверху, и убежал в свою комнату. Да, по тому, как он говорил, никогда нельзя было подумать, кто он на самом деле. Мама сидела рядом и молчала. Она улыбалась, кивая на каждое его слово.

Я убежал в комнату, обнял Дженни, и так мы лежали, свернувшись комочком на кровати и плакали. Мы всегда плакали тихо, почти бесшумно. Потому что если мы плакали громко, он бил нас.

Когда учительница ушла, он такое со мной сделал… — Джон закрыл глаза и прикрыл рот ладонью. — Я даже не могу об этом говорить. Я даже вспоминать об этом не могу.

— Что он сделал, Джон? — Попытался спросить я, но Салливан только замотал головой, давая понять, что никогда не станет об этом рассказывать.

Я подумал тогда, что же такого мог сделать этот подонок. Что могло быть еще ужаснее того, что я знал. Я не смог ничего придумать. Мое воображение не смогло так далеко зайти.

— Он сделал со мной такое… — Продолжал Джон. — Что я решил никогда никому ничего больше не рассказывать. Господи! Все, что было потом в колонии и в тюрьме, это такая ерунда! Это просто детские игры!

Он замолчал на минуту. Я подошел к нему и положил руку на плечо. Джон одернул ее.

— Не надо, Фрэнк! Не трогай меня. Не трогай меня, пожалуйста, — он опять замолчал, потом продолжил. — Она же могла рассказать, правда? — Он говорил о своей матери. — Могла ведь! И нас бы забрали от него. Нас бы отдали в интернат, в другую семью, в спецшколу, — куда угодно. Но она молчала! — Джон неожиданно сорвался на крик. — Она ничего не говорила! Господи! Она же обо всем знала! Она же видела, что он делал!

— Но к вам же приходили гости, вы же общались с соседями или друзьями… — снова заговорил я. — Неужели никто ничего не замечал?

Джон смотрел на меня, вытирая слезы.

— Да, иногда к нам приходили гости. Но они только восхищались, какими мы были тихими детьми. Они всегда говорили: «Какие у вас прекрасные дети! Такие послушные». Да, очень послушные! Нас было не слышно и не видно. Как не видно было моих синяков и ссадин под одеждой. Но даже если кто-то их и замечал, я всегда говорил, что упал с лестницы или поранился в лесу. Тихие дети так всех восхищают. Хотя должны бы настораживать. С чего бы детям быть тихими! — Он опять замолчал и опустил глаза. — А друзья… Да, потом я познакомился с его друзьями. Но эту историю ты уже знаешь, — Джон поднялся с бордюра, отряхивая джинсы. — Извини, Фрэнк, тебе, наверное, неприятно все это выслушивать. Извини, что я так…

— Не извиняйся, Джон! — Быстро перебил я. — Я готов слушать тебя сколько захочешь. Говори, это помогает.

— Нет, Фрэнк, жаль тебя разочаровывать, но это ни хрена не помогает. Извини, что я все так выплескиваю на тебя. Господи! Мне двадцать восемь лет, а я все еще устраиваю истерики перед психиатром!

Джон закрыл лицо рукой. Я подошел к нему, и мы крепко обнялись.

— Ты же не ненавидишь меня за это? — спросил Салливан.

— Я люблю тебя, Джон.

— Как ты можешь?

— Могу что? — Переспросил я.

— Любить меня. Как ты можешь любить меня? Как вы можете любить меня, зная, кто я на самом деле?

— Ты хороший человек, Джон! — Сказал я, глядя прямо на него. — Ты отличный парень!

— Прости меня, Фрэнк, — тихо ответил он.

— Тебе не за что просить прощения. Если тебе захочется поговорить, ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня.

— Я стараюсь, Фрэнк, — сказал он, как будто не слышал моей предыдущей фразы. — Я очень стараюсь быть