Пригоршня прозы: Современный американский рассказ - страница 50

— Это что, грязное предложение?

— Нет, — почти закричал он. — Нет! Это уголовный жаргон. Ты же знаешь. Спрятаться от полиции, лечь га дно. Так говорят в тюрьме.

— Никогда не бывала в тюрьме.

— Ничего другого я в виду не имел.

— Желаешь спрятаться?

— Да.

— Вместе со мной?

— Ты… ты спросила, не хочу ли я присоединиться к тебе.

— Спросила? — Она вроде бы удивилась.

— Точно, — подтвердил он, чувствуя, что немного пережимает. — Неужто не помнишь?

— Вроде бы помню.

— Сама спросила.

— Даже не знаю.

— У Белл Старр была банда, — настаивал он.

— Была.

— Я мог бы стать первым участником твоей.

Она сидела, обдумывая все это. Сердце у Макрэя заколотилось при мысли, что сейчас решается, жить ему или умереть.

— Что ж, посмотрим, — сказала она.

— Тебе обязательно нужна своя банда, Белл.

— Там будет видно.

Через минуту она спросила:

— Сколько у тебя денег?

— Чтобы организовать банду, достаточно.

— А что, нужны деньги, чтобы организовать банду?

— Ну… — Он растерялся.

— Так сколько у тебя?

— Несколько сотен.

— Серьезно? Так много?

— Как раз… как раз, чтобы добраться до Невады.

— Я могу их взять?

— Само собой. — Он сжимал руль и вглядывался в темноту.

— И у нас будет банда?

— Ясное дело.

— Идея мне нравится. Белл Старр и ее банда.

Сочиняя на ходу, вспоминая гангстерские фильмы, Макрэй начал расписывать, что могла бы творить банда. Будто со стороны он слышал свой голос, свои слова о грабежах, погонях, бегстве от полиции, а девушка внимательно смотрела на него, и он вдруг принялся рассказывать о Ливенворте, о том, что такое тюрьма.

Он рассказал о долгих часах принудительного труда, о времени, проводимом в одиночестве, о жестком распорядке и скверной еде. Чувствуя потребность дать ей более полное представление о себе как о новом сообщнике — странным образом действительно ощущая себя настоящим сообщником, — рассказал ей о всех своих невзгодах, неприятностях, о пьянстве отца, о злобном желании бить и крушить в юности, о драках и о том, чем они аукнулись. Он малость приукрасил все это, сделал трагичнее, чем было на самом деле, потому что ему казалось, что ее трогает его история, и потому, что во время рассказа ощутил странную жалость к себе: приукрашивай не приукрашивай, но боль, заброшенность, ярость — все было правдой. Он испытал на своей шкуре много чего. И, кончив рассказ сценой в больнице, когда он в последний раз видел отца, Макрэй был почти уверен, что зацепил ее за живое. На ее лице вроде бы появилось даже сочувствие.

— Так-то вот, — закончил он и улыбнулся.

— Макрэй, — сказала она.

— Да?

— Останови машину.

— Почему бы, — ответил он дрожащим голосом, — не подождать, пока кончится бензин?

Она молчала.

— Там хватит, чтобы отъехать еще дальше.

— Мне не нужна банда, — сказала она. — Я не очень-то люблю иметь дело с людьми. В общем, думаю, что я не лидер.

— Да что ты, — заговорил Макрэй. — Нет, ты — прирожденный лидер. Без всякого сомнения. Я служил в Воздушных силах и навидался лидеров. Ты, без сомнения, лидер.

— Правда?

— Абсолютно. У тебя это просто в крови.

— Никогда бы не подумала.

— Без сомнения, — сказал он. — Без сомнения.

— Но мне не по душе, когда радом люди.

— Это качество лидера. Не любить, когда вокруг люди. Без сомнения — качество лидера.

— Ну и ну, — сказала она. — Век живи, век учись.

Он ждал. Только бы придумать, как выкрутиться. Только бы заставить ее доверять ему, а когда машина остановится, дождаться, чтобы она повернулась спиной…

— Значит, ты хочешь стать членом моей банды?

— Ясное дело, — ответил он.

— Что ж, надо подумать.

— Удивляюсь, что тебе никто не говорил.

— Ты это просто так.

— Нет, честное слово.

— Ты был когда-нибудь женат? — спросила она.

— Женат? — Он даже запнулся. — Не… нет, не был.

— А в банде когда-нибудь был?

— Пару раз, но… но всегда без дельного вожака.

— Ловишь меня на удочку, а?

— Что ты! Чистая правда, — ответил он. — Дельного вожака не было. С этим делом всегда проблемы.

— Я устала, — сказала она, подвигаясь чуть ближе к нему. — Устала от разговоров.

От баранки у него болели ладони. Он крепко сжимал ее, глядя, как в свете фар убегают назад белые разделительные полосы. Машин на шоссе теперь не было, нигде — ни огонька, только их фары.