Прикосновения - страница 10
вашего бога
невидимого
стащим с божьих небес
за восемь радужных ног!
Ты услышь нас, милостивое насекомое,
помаши своими ангельскими крылышками,
вы ответьте нам, вошь цикламеновая,
Вы и есть бог?
Во имя
вечной славы животных —
вы арестованы!
Ода любви
(Перевод Б. Слуцкого)
В то мгновенье меж ночью и днем,
когда землю вращают на штофе пивном,
когда наконец и ад отдыхает,
блохи напились бесовской крови,
и блошиный черт не чертыхает
и спит в перьях черных кур,
и мелют мак на лбу у глупца,
и с пшеничных волос летит пыльца,
и вверх ногами становятся вещи,
и женщина плачется, веще
скандирует дым.
Что, когда, с кем, с каким…
Что-то стучится в яичке.
Чей-то голосок шепчет: «Войди!»
В чьей-то головенке трясутся шарики.
Какой-то мужчина там повис
в петельке словечка.
Крысиные зубы грызут небушко.
Умноженье вещей.
Столкновенье льдин.
Нежность, от которой земля кружится.
Любовь в гусиной коже
ужаса.
Ночь влажна, словно после соития
небесных тел.
Любовь — как небо.
И лунная тень.
Воздух, оттачивающий грани ромбоида.
Зловещая музыка стекла.
И тьма, и тьма аж до самых костей,
почти так же бела…
…Бог монтирует из запчастей
новые тела.
Песня
(Перевод Б. Слуцкого)
Вечер стелет тебя, белизну.
Я устал, как конь, влачащий луну
высоко в гору,
до самой вершины.
О гномы, которые ловят тебя
в лунках следов оленьих копыт!
Только их галоп на свете есть,
только кровь быка на свете есть,
только танец вкруг фалла на свете есть.
Молись же слову, несущему месть.
Нагота лета
свирелью волнует меня порой.
Нагота лета, твои служанки, твой босой король!
О любовь!
Нога та, что топтала меня порой,
постой!
В этой песне найдем и поболе:
дым, огонь, вода, поле,
звезды, дорога сквозная…
Постой, ты видишь, что я не знаю!
Зубчатый месяц вращается.
Ночь на корточках
над городом испражняется.
Гибель «Титаника»
(Перевод Ю. Левитанского)
Итак, уже мертв
Джон Фицджеральд Кеннеди.
Это столь абсурдно и невероятно —
камни задом пятятся, словно раки,
и толпы в рот воды набирают,
и море шумит совсем непонятно,
с конца начиная читать Гомера.
Все это в последний миг перед открытием Америки
Ганнибал не перевалил еще через Альпы,
еще не продан препарированный мозг Эйнштейна
и Аттила, бич божий, не выступил еще в ООН.
Но время летит, и небо чавкает челюстью,
навязчивы представленья Вильяма Шекспира,
доги датских принцев,
как замки заржавленные на воротах судьбы:
Быть или…
Нет!
Ранее, нежели успел он спасти капитализм,
капитализм преподнес ему
прекрасную жемчужину для галстука.
О Каролина,
окарина детства свистит фальшиво.
Не работает время на нас.
Нет!
В лачугах существованья,
настолько маленьких,
что можно их застеклить мушиными крыльями,
долго разгадываем клинопись наших жизней,
и ночь за окном выкрикивает согласные ужаса,
и вода непрочитанная подписывает молчанье.
О бледная и горячечная осень шизофреников,
миру нужно немного нежности,
пусть запылает,
пусть падает,
пусть зажжет свои сверхракеты,
пусть приснится ему звезда с парашютом!
А у мира шнурки развязываются то и дело,
и он спотыкается на комьях глины,
и его встречают орлеанские девы,
мессалины и жакелины,
миру стыдно за свои ноги большие,
ему некогда,
у него в голове
свои Фермопилы и свои динамиты,
а в руке первобытные спички.
Погасни, усни, моя маленькая.
Буду трижды гадать о подарке рождественском…
Что же дарят,
когда вся земля подобна рождественской елке,
на которой бензиновые монахи
вспыхивают, как елочные шутихи,
и на которой бравые парни-техасцы
повесили шоколадного негра —
съедобно ли, дорогая!?
Зима. С абстрактного неба — снега паденье.
Приближается ледниковый период,
эпоха переселенья людей и животных,
автоматизированная
вплоть до последней пуговицы
на шубе сумасшествия,
куда я кутаю тебя голую,
о звезда стриптиза,
мадонна продажная —
правда!
Что ни день — землетрясенье.
Каждый день какая-нибудь гибель «Титаника»
То и дело на поверхность всплывают
лифчики и фиалки,
постели и перстни,
идиллии, дикости,
идиоты и бруты,
что ни день — какая-то суша
опускается в ком-то на дно!
Слава!
Закончили атомный Ноев ковчег
и Голема,
кибернетическое
дитя человеческое.
— Слава Голему,
и слава творцу! —
в мире раскатывается.
У творца голова раскалывается.
Гигантский ускоритель времени
гудит в его голове. Обратно!