Принцесса и страж - страница 10
— Дали тебе приют.
Найви понурилась: с этим не поспоришь…
— Что там у тебя? — алхимик взглянул на склянку в её руке.
— Цветочное масло…
— С древоцвета?.. — старик чуть за голову не схватился. — Найви, разрази тебя гром!.. Ты хоть знаешь, что яд пчеложука убить может?!
Но Найви лишь отмахнулась:
— Скорее мыши начнут петь, чем пчеложук меня ужалит.
— Твоё счастье, что мне восьмой десяток пошёл, — в сердцах выдохнул алхимик, — а не то выдрал бы тебя прямо здесь…
— А я бы к вам больше не пришла, — весело отозвалась Найви.
Тут магистр вдруг задумался, потом сказал:
— Иди за мной.
— Вы же не собираетесь…
— Выдрать тебя? Уже не поможет — раньше надо было драть, причём каждый день. Тут такое дело… Буря хворает, — он прошёл к сараю, и Найви помогла открыть дверь. — Думаю, это ушной клещ.
За порог влилось серебро луны, блеснули вилы. Буря всхрапнула в стойле — она не спала: может, просто дремала. Магистр поднял фонарь, и плясавший за стеклом огонёк исказил тени.
— Всё головой трясла, будто насекомых отгоняла, — старик посторонился, пропуская Найви к стойлу. — И голову между передних ног прятала. Я думал, из-за солнца, а потом смекнул, в чём дело.
При виде гостей лошадь мотнула головой. Найви с жалостью смотрела на Бурю. И зачем её так назвали — нрав у кобылы был самый покладистый…
Коснувшись её мягкой гривы, Найви подумала: «Всё хорошо… Тебе ничто не грозит… Бояться нечего…»
Буря ещё разок всхрапнула и смиренно легла: Найви нагнала на неё сон.
— Спасибо, — бормотнул магистр, — а то б промаялась всю ночь, — немного помедлив, он с лёгким трепетом спросил: — И как ты это делаешь… мысли ей, что ли, передаёшь?..
Найви беспечно пожала плечами: ей-то казалось, что ничего странного в её действиях нет.
— Не только мысли, — охотно ответила она, — но ещё и настроение. Если я радуюсь, то радуется и лошадь, а вот если бы я злилась…
— То мы уклонялись бы от копыт, — подытожил магистр.
И это была чистая правда: настроение айринов передаётся животным. Сёстры в аббатстве давно уже знали, что, когда рядом кошки, Найви нельзя ни злить, ни пугать, — а не то потом неделю проходишь в царапинах.
— Только это ненадолго, — Найви глянула на лошадь. — Думаю, я усыпила её на пару часов, а вообще-то тут нужно какое-то снадобье….
— Ну так масло и пригодится, — старик кивнул на склянку в её руке. — Добавлю трав и сварю капли — любую гадость убьют. Быстро, безболезненно и эффективно.
Найви скорбно покосилась на склянку: ни кинжала, ни книги, ни карты Нургайла…
Но масло всё же отдала — для Бури не жалко.
— Ради ярмарки запаслась? — догадался магистр.
Она уныло кивнула.
— Одну бы тебя всё равно не пустили, — вручив Найви фонарь, он поднял склянку на уровень глаз и прикинул, насколько там хватит масла, — а уж после твоих отлучек не пустили бы и со мной… да я туда и не пойду — мне в Брелон надо. Порошки кончились, пора прикупить.
Найви сникла. В прошлом году она была на ярмарке с магистром, в позапрошлом — с сёстрами. Но в этом, похоже, о празднике придётся забыть.
— Хотя вот что… — старик вдруг сжалился. — Дам-ка я тебе записку: напишу, что в лес ты ушла по моей просьбе, за травами. Записку покажешь аббатисе. А масла мне хватит и половины — другую оставь себе.
Найви просияла.
— Зачем я тебя балую… — буркнул магистр.
— Потому что вы добрый!
— Добрый, как же… — старик пристукнул клюкой. — Вот дам по чугунку — будешь знать, какой я добрый! Всё, иди-ка ты спать… в гостиной моей переночуешь.
— А монастырь? — спросила Найви без особой настойчивости. — Там ведь будут волноваться…
— Как будто они не поймут, где ты… В который раз уже сбегаешь?
— В пятый, — бормотнула Найви. — За этот месяц…
И они пошли в дом. Над деревней всё плыл дымок — сизым мороком стелился над крышами. Но почему-то уже не казался чужим.
Спалось плохо; дом магистра был старым — стенал половицами, ныл несмазанными петлями, стонал щелями оконных рам. Диван под Найви скрипел, а одеяло из шерсти кололось, — но даже не это ей мешало уснуть.
Год… Всего год — и я стану послушницей.
Найви помнила, как сидела на зверокрыле — пусть и смутно, но помнила; как, пристёгнутая ремнями, «ловила ветер» — раскидывала руки и представляла, будто зверокрыл — она сама; как смеялся отец, когда они неслись вниз, а она совсем не боялась… Почти забыв его лицо, она помнила смех и знала, что