Прививка от невежества - страница 50

— Кто у вас здэсь самы главны?

Андреевича не было, а Федор так сжался, что пришлось встать мне.

— Здэсь водка совсэм ныльзя, понал?

— Понял, понял, — закивал я головой.

— А тэпэр пошлы знакомытца.

“Ну вот, началось,” — подумал я. После этого момента я полностью опускаю идиотский акцент, с которым говорили в Чуйской долине. Почему, позже будет понятно, тем более, что искусственный.

— Как тебя зовут? — спросил Рашид, когда мы спускались по лестнице.

— Сергей, — ответил я.

Так мы и познакомились, крепко пожав друг другу руки.

— Пойдем, с братьями познакомлю.

Рашиду было лет тридцать, впрочем, нам европейцам, даже привычным к общению, всегда тяжело определить возраст азиата. Мы прошли двор, мост и зашли в ближайший дом, в котором жил старший сын, его жена и трое детей. Аккуратный, чистенький дворик, закатанный асфальтом, над ним — плотной зеленой крышей виноград. За большими домом — маленькая летняя кухня, в ней — стол и кан. На кане сидело трое здоровенных дунган. “Действительно, воинственное племя, — подумал я. — Да и на китайцев не очень похожи.”

Дунгане и уйгуры — два самых воинствующих племени в Китае. Мао Дзе Дун боролся с ними как мог, но это было очень непросто. Дунгане и уйгуры всегда воевали между собой, не знаю почему, но неприязнь у них была необыкновенно сильная. Дунгане — древнее соединение арабов и китайцев, огромные люди, ширококостные, высокие и очень крепкие. Племя, давшее миру величайших мастеров-воинов.

Сулейман, Ахмед и Искандер — мы по очереди пожали друг другу руки.

— Давай курнем, — без особых переходов сказал Ахмед. — Знаешь, что это такое?

Уж мне-то не знать! Сколько вылеченных наркоманов числилось за мной! Они просили, приходя толпами. Нет ни одного наркомана, который бы не мечтал вылечиться.

Запрещая кому что-либо, ты берешь его карму на себя.

От жалости я помогал им и одновременно боролся с невероятным желанием, буквально чувствовал, как демоны за эти благодеяния берут за горло и заставляют хотеть наркотиков. Да, мне ли не знать, что такое гашиш, опий, ЛСД, кокаин и тому подобная дрянь? Имел ли я право не знать, леча людей, изучая психологию и медицину?

Я понял, что начались очередные испытания, тем более, что во мне сидел уже целый стакан водки. Отказаться? В Чуйской долине это, наверное, показалось бы даже не трусостью, а каким-то сопливым малодушием, тем более, насколько я помню, Коран запрещал только алкоголь, да и вообще, откуда я мог помнить Коран.” Вот это попался,” — снова подумал я.

— Почему же не знаю? — ответил я. — Дома покуривал.

— Что, и у вас растет, в Белоруссии? — спросил Сулейман.

Я хотел сказать, что на Украине, а потом подумал: какая ему разница, и, утвердительно кивнув, сказал:

— Растет.

… Канабинол. О нем можно рассказывать бесконечно. К чему это приводит? К пустоте, а пустота может быть только в личности.

Когда-то несколько лет назад ко мне пришла мать ученика. Я тогда тренировал в огромном зале. Она пришла после тренировки, на них я уставал безумно. Я уже пришел домой, жена постелила белые простыни. Наелся каши и выпил МБК, однажды отчим так назвал зеленый чай, который является самым сильным Ян на нашей земле. МБК — моча больного корейца. Мой отчим был стармехом, больше всего ненавидел коммунистов и их систему! Азиатов любил и уважал. Еще бы, пройти Индию, Китай, Японию. Зеленый чай после знакомства со мной он нежно называл МБК. Здоровенный волосатый мужик, одним словом — стармех. Этих людей на кораблях уважают и боятся все. Глотка, которая перекрикивает сердце машины. Когда он говорил, гудели все близстоящие предметы. Только он понимал меня и жалел.

Я напился своего МБК и решил глубоко уйти в сон. Звонок в дверь, на пороге большая, квадратная женщина.

— Вы, вы, — начала нервно говорить она, — вы давали читать моему сыну умные книги.

— Да, был такой грех, и что? — спросил я.

— И вот он читал, читал… — продолжала мать.

— Ну и? — спросил я.

Тогда я еще не написал ни одной книги и опирался на чужие. Да, это была ошибка. Я полностью ее признаю, тем более, что ошибки прошлого ранят в самое сердце.

— Так что же он? — спросил я.