Призраки чужого небосвода - страница 4

. Таков был мой рассказ. Боюсь, он не произвел впечатления на Леночку из Краснодара, отдававшую предпочтение более захватывающим историям о пришельцах, превращениях, пророчествах, зато был с интересом выслушан Бородой. Обладая рассудительностью мышлением, склонным обретать удовлетворение не в умопомрачении, а в ясности, он задал много вопросов, просил уточнить детали. Но мне было нечего, поскольку ничего подобного в нашем доме не повторялось.

Сам я на следующий после описанных событий день сдавал экзамены в институте, а потом об этих удивительных явлениях у нас какое-то время посудачили и забыли. Через год наша семья переехала в новую квартиру, и я тоже перестал задумываться над тем, что же в тот вечер произошло в комнате соседей.

Когда время отпуска подошло к концу, мы, как водится, обменя­лись адресами и с искренней настойчивостью зазывали друг друга в гости. Но, завертевшись потом на работе, я успел забыть об отпускной поре, о беседах на берегу ночного моря. Наши разговоры там как-то еще оправдывались окружающей обстановкой, а теперь даже вспоми­нать о них было неловко.

Вот почему я с ощущением вторгшегося неудобства воспринял неожиданный телефонный звонок Бороды, который прилетел в наш город на семинар по информатике. Он напомнил о моей истории и предложил встретиться, с тем чтобы вместе сходить на место давниш­них событий. Делать было нечего, и в назначенный час мы отправились на мою прежнюю квартиру.

Все так же скрипела деревянная лестница в старом подъезде. В нем по-прежнему пахло давным-давно сваренными борщами, чем-то еще неуловимо знакомым, и эти запахи настраивали меня на сенти­ментальный лад. Казалось, руки когда-то живших здесь детей только что прислонили к стене стоящие на нижней площадке санки. С их полозьев на пол натекли лужицы.

Я позвонил в закрашенный звонок с фарфоровой пуговкой, и через минуту тетя Зина встречала нас.

Она совсем поседела, казалась меньше ростом. Но духом, похо­же, не сдала, смотрела живо, и с первого взгляда признала меня. Через гостеприимно распахнутую дверь мы прошли в знакомый кори­дор, а из него в комнату. Здесь мало что изменилось. Только окно было завешено новой капроновой гардиной, над старым столом вместо розового абажура висела рахитичная люстра с анодированными рож­ками, а там, где за занавеской стояла кровать больного старика, виднелся телевизор с небольшим экраном.

Представив своего товарища, вновь отпущенная густая борода которого неудержимо притягивала взор тети Зины, я принялся объяс­нять цель нашего визита. Напомнил давнишние события, даже пока­зал место на стене, куда ткнулся летающий нож. Но тетя Зина не проявила к моим воспоминаниям никакого интереса.

− Да что-то, может, и было. Забыла уже я, − вот все, что удалось из нее вытянуть.

− Ну как же, как же, − стал горячиться я. − Сперва вы прибежали ко мне… Еще рассказывали о патефонных иголках. Я сам видел, как картофелины висели над столом...

Тетя Зина явно тяготилась моей болтовней.

− Не знаю, стара стала, − наконец скупо молвила она, продолжая отстраняться от настойчивых расспросов.

Меня осенило:

− А где ваша дочка, может, она помнит?

− Галочка с мужем в Сирии. Вот гардину прислала и пальто хорошее − легкое, а греет...

Я беспомощно посмотрел на Леонида Николаевича. Тот решил сам попробовать докопаться до истины.

− Скажите, пожалуйста, − спросил он, − а после того случая ничего необычного у вас в комнате не происходило?

−  Нет, нет, − быстро заговорила тетя Зина. − Что у нас может происходить? Не баптисты какие − живем, как все люди.

− Но, извините, картофелины все-таки летали?

Тетя Зина решила положить конец надоевшему ей разговору.

− Я не знаю, − решительно произнесла она. − Умные люди потом сказали, что этого не могло быть. Они-то лучше понимают, чем наши сплетницы во дворе.

Я провожал разочарованного Леонида Николаевича до гостини­цы и чувствовал себя крайне неловко. Понимая, что предстал в его глазах пустобрехом и разоблаченным мистификатором, пытался оп­равдываться, а он утешал меня.

− Таких случаев множество, − говорил Борода. − Люди верят другим больше, чем самим себе. Я объясняю это тем, что когда какое-то явление не удается понять разумом, на первый план в его восприятии выходят