Профессионариум. Антология фантастических профессий - страница 56
Таких, как я. Или Мюриель.
Нас хранят в Бункерах – аналогах подвалов банков «золотых» веков. Нами осуществляют взаиморасчёты между странами и крупными банками. Нас отдают в залог при кредитовании. Мы поддерживаем национальные валюты. Не без нашей помощи формируется финансовый и экономический авторитет стран и предприятий. Нас можно использовать как средство накопления, в том числе индивидуального. Нас даже можно хранить в подобии банковской ячейки.
Увы, браки между нами строго регламентированы, а межбанковские браки вовсе запрещены.
Так что нам с Мюриель никогда не быть вместе.
Что ж. Зато о нас отлично заботятся и нам хорошо платят.
А следовательно, к выходу на покой и я смогу купить себе человека.
«ЧЕЛОВЕК – ЭТО ЗВУЧИТ ГОРДО!» – помните слоган?
Татьяна Томах. Рерайтер
Медно-рыжие, с огненными искрами, будто в шампунь она добавляла звёздный свет, и нездешнее завораживающее сияние навсегда запуталось в её волосах. И лицо – бледное, с острым подбородком, узкими скулами и болотно-зелёными глазами. Она была похожа на Аню как отражение, немного искаженное зазеркальем – другой наклон головы и рисунок губ, чуть тоньше нос и ýже плечи.
Но эти мелкие различия он рассмотрел позже, а в первую минуту необыкновенное, невозможное сходство ударило Андрея как кулак под рёбра, в один миг вышибив дыхание и способность двигаться, говорить и видеть что-то кроме рыжеволосой девушки за столиком возле двери. Потом он, конечно, опомнился, сообразил, что это не Аня. Во-первых, потому что это никак не может быть она, а во-вторых, вот же – губы, нос, плечи. Разочарование и облегчение накрыли его обжигающими волнами, одна за другой. А в следующий миг рыжая, должно быть, почувствовала его пристальный взгляд и подняла глаза. Андрей покачнулся. Боль, тоска, отчаяние, одиночество, боль, боль, боль. Я-больше-так-не-могу, помогите-кто-нибудь, никто-не-поможет, всё-кончено. Щит, который Андрей держал всегда в людных местах и считал непробиваемым, теперь треснул, и чужие эмоции хлестали в пробоину, окатывая с ног до головы и не давая перевести дыхание. Нужно было, конечно, отступить. Сбежать, пока не поздно. Пока он себя окончательно не выдал. Но к нему уже спешила Агнешка, как всегда розовощёкая и улыбчивая, быстрыми движениями поправляя воротничок, причёску, кружевной передник и радостно восклицая:
– Пан Анджей, вы сегодня рано! Ваш столик свободен, я специально придержала, знаю, что вы всегда… Вам нехорошо? Стойте-стойте, обопритесь на меня, присядьте, я сейчас немедленно вызову…
– Не нужно… спасибо… просто устал… голова закружилась…
– Вам нужно немедленно поесть, чего-нибудь сладкого. Присядьте сюда, я сейчас принесу. Я знаю, у моей тёти та же история, вам нужно проверить сахар, и не морщитесь, сейчас диабет помолодел, если так работать на износ, ещё и не то…
Он послушно сел за столик, спиной к рыжей, чтобы больше её не видеть. Но лучше не стало. Чужие эмоции накатывали волнами, накрывали с головой, закручивались водоворотами, тянули на дно, в стылую, чёрную глубину. Андрей чувствовал себя как беспомощный щенок, неожиданно угодивший в бурную и злую реку. Как тогда, много лет назад, когда ребёнком ушёл из дома и оказался один среди чужих, незнакомых людей, и хуже того – среди их мыслей.
Когда он был совсем маленький, мама называла его «зайчонок». Целовала в лоб, макушку, ладошки. У неё были тёплые губы, руки и мысли. Андрей купался в этом нежном, ласковом тепле, как в море. Сперва он беспокоился, когда мама от него отходила, хныкал и всеми силами тянулся за отступающей тёплой волной. Но постепенно учился чувствовать маму всё дальше и дальше. Сперва до кухни, потом – во всём доме, позже – в саду. А ещё он научился звать её, если это было нужно.
«Какой у вас спокойный малыш», – восхищались знакомые. «Да, он никогда не хнычет по пустякам, – гордо отвечала мама, – и никогда не кричит. И я всегда чувствую, когда ему что-то надо – будто меня что-то толкает под руку».
Папа при этих словах хмурился. И как-то велел ей:
– Не болтай попусту, Люся. Вообще не говори никому об этом, поняла?