Пророчица - страница 33
— думал он, чертыхаясь, — столько хлопот, неприятностей, и можно сказать, всё зря; всё с самого начала пошло кувырком».
На этом рассказ Антона закончился, а я, немного забегая вперед, добавлю уже от себя:
Это был последний раз, когда Антон видел тетю Мотю. Уехав с женщиной в белом халате, она бесследно исчезла. Более того. С той поры прошло двадцать с лишним лет, но я до сих пор не знаю, что с нею стало. Может быть, она и жива еще, а может, давным-давно и нет ее на свете, но, где схоронены ее косточки, не только мы с Антоном не смогли узнать, но это осталось неизвестным даже нашей вездесущей и всезнающей милиции и другим компетентным органам, которые, если им потребуется, могут хоть из-под земли достать какого-нибудь врага трудового народа или пособника немецко-фашистских захватчиков.
Глава 6. Уж полночь близится…
Ну, уж для этой цитаты не требуются объяснения, что это и откуда. Ее и так все знают. Она уже давно используется как расхожая поговорка: «Уж полночь близится, а Германа всё нет…» Ясное дело, это же из Пушкина, из «Пиковой дамы». Конечно, это особый Пушкин — Пушкин в исполнении Модеста Чайковского, Пушкин, каким он видится нашей культурной публике, посещающей театры, библиотеки, концертные залы и картинные галереи — «Пушкин глазами Овсянико-Куликовского» (по словам Мандельштама), — именно этого Пушкина изображал Репин на своих знаменитых картинах, и таким он и остался в памяти всех последующих поколений. И с этим уже, видимо, ничего поделать нельзя. Да это и не входит в задачи пишущих детективы или их читающих. А потому я с чистым сердцем выношу в заголовок сию квазипушкинскую строчку.
В главе пойдет речь о небольшом происшествии, произошедшем на исходе описываемого воскресного дня, как раз в указанное заглавием время — за несколько минут до наступления полночи. Хотя само по себе событие это и нельзя назвать особо значительным или достойным привлечь всеобщее внимание, но оно играет весьма существенную роль в нашем сюжете, и потому мне придется его не просто упомянуть, а с должной тщательностью описать. Суть его легко передать кратчайшей фразой: Виктор явился домой в зюзю пьяным. Однако здесь нас будет интересовать не столько этот прискорбный, хоть и банальный факт, но определенные подробности, которые… Впрочем всё по порядку.
С восьми часов — то есть с момента отбытия Матрены в неизвестность и до возвращения Виктора — в квартире не происходило ничего достойного упоминания; по крайней мере, мои информаторы не смогли сообщить мне ничего существенного. Коридор был пуст и соседи за это время не встречались и друг друга не видели. Конечно, какие-то движения и перемещения жильцов за это время происходили: приблизительно в девять часов Жигунова кормила мужа ужином, Калерия тоже себе что-то варила, Антон появлялся на кухне, чтобы наполнить чайник, кто-то выходил в туалет и по другим надобностям — некая мелкая, не привлекающая чужого внимания внутриквартирная жизнь продолжалась, но, в основном, все соседи сидели по своим норкам, и практически никаких сведений об этом периоде времени у меня нет.
Можно только упомянуть, что Калерия, соснув, по ее словам, пару часов, уселась шить передничек своей внучатой племяннице и, заработавшись, просидела с ним почти до двенадцати часов, а Антон и вовсе бездельничал. Ничем серьезным заниматься он не мог. В голове всё время крутились невеселые мысли о том, что, хотя в связи с новыми обстоятельствами отпал вопрос о том, подчиняться ли ему ультиматуму Жигунова или же все-таки его проигнорировать и поступать по своему усмотрению, но зато теперь в ближайшей перспективе маячил разговор с руководительницей дома престарелых — и разговор, тут можно было не сомневаться, крайне неприятный и непонятно чем грозящий. И вообще всё было запутанным, скомканным, бестолковым и, в конечном счете, унизительным. Он чувствовал себя попавшим в нелепое и, если смотреть со стороны, смешное положение. Как из него выбираться и что делать дальше, было неясно. А потому, доев оставшиеся сардельки и попив чаю, он завалился на кровать и с целью хоть как-то отвлечься взялся перечитывать первый том когда-то любимого «Графа Монте-Кристо».