Пророчица - страница 34

 — как он потом рассказывал.

Когда без десяти минут двенадцать раздался звонок, Антон не двинулся с места — он был уже сыт общением с кем бы то ни было и не хотел никого видеть, — хотя в обычных условиях открывать на звонки было его неписанной обязанностью, как самого молодого и находящегося ближе всех ко входной двери. Открывать пошла Калерия Гавриловна (Пульхерия, правда, выглянула, но увидев идущую по коридору соседку, притворила свою дверь). Калерия, сознавалась, что была очень обеспокоена и выведена из равновесия этим неожиданным звонком: все соседи были дома, у Виктора, который, вероятно, еще не возвратился домой, был свой ключ, а для каких-то случайно забредших гостей время было совсем неподходящее. Предыдущее посещение дамы в белом халате настроило Калерию на самые мрачные предположения: «Милиция? Что-то случилось с кем-то из девочек? Авария?»

К счастью, все эти страхи оказались напрасными, и Калерия вопреки всему почти что обрадовалась, открыв дверь и увидев расплывшегося в пьяной улыбке Витю. «Вот… Я пришел… Ви-ите?.. Как обещал», — объяснял он, слегка заплетающимся языком. Правда, Витино «я пришел» лишь очень приблизительно отражало происходивший в действительности процесс: нашего перебравшего соседа, можно сказать, внёс в квартиру какой-то его приятель, более твердо стоявший на ногах. После чего он прислонил продолжавшего счастливо улыбаться Виктора к стенке коридорчика и моментально ретировался, что-то пробормотав на прощанье. Пока Калерия запирала за ним дверь и задвигала на ночь засов, за ее спиной послышался какой-то неопределенный шум, и, обернувшись, она к своей досаде увидела, что Витя сполз по стенке и уже распластался на полу: ноги его упирались во входную дверь, а голова слегка торчала в большой коридор. «Сейчас… я сейчас», — бормотал он, стараясь перевернуться и стать на четвереньки.

Однако, когда Калерия через пару минут вернулась на место событий с призванным на помощь Антоном, — по пути она растеряла большую часть только что испытанной радости и начинала закипать по поводу поведения этого свинтуса, — Виктор уже прекратил свои бесплодные попытки и, вернувшись в исходное положение, мирно спал. Приведенный к потерпевшему Антоша попытался растолкать спящего и, ухватив его за подмышки, поднять на ноги. Делал он это без видимого энтузиазма, поскольку Антон, сам почти не пьющий, не испытывал при виде пьяных обычного в наших краях умиления и симпатии к ним, тем более, что полупроснувшийся Витя отталкивал своего спасателя и упорно отказывался вставать: «Отстань, — отбивался он, — Тошка, отстань… я сам… отдохну немного… ну, отстань…» Так как Витя был крупнее Антона и намного его сильнее, финал этой борьбы представлялся неутешительным, а призывать на помощь Жигунова ни у Калерии, ни тем более у Антона желания не было. Ко всему прочему отбивавшийся и вслепую размахивающий руками спасаемый довольно чувствительно съездил Антошу по уху, что и решило исход дела.

— Ладно. Оставь дурака, — подытожила стоявшая поодаль и уже заметно озлобившаяся Калерия. — Ничего с ним не случится. Очухается — сам дойдет. А завтра я с ним поговорю еще.

На том и порешили. Антон скрылся в своей комнате и вскоре, наконец, заснул. Калерия, предварительно приоткрыв свою дверь, выключила в коридоре свет и тоже ушла спать. Жигуновы из своей комнаты не высовывались.

Приблизительно в это время часы на кремлевской башне пробили полночь. На этом и закончилось столь богатое событиями воскресенье — начался новый день. В коридоре нашей квартиры царили мрак и тишина, нарушаемая лишь похрапыванием и подсвистыванием спящего мертвым сном Виктора.

Назвав эту главу первой строчкой из давней песни Булата Окуджавы — песенки про барабанщика, который «в руки палочки кленовые берет», я опять увожу своего потенциального читателя в сторону от того, что ему предстоит прочесть. Правда, в продолжении окуджавской песни есть слова, по смыслу подходящие к нашей теме: «ты увидишь, ты увидишь…» — они-то и подтолкнули меня остановиться на таком названии для жутковатой по содержанию главы, но всё же в бодрых (я бы сказал, в насыщенных оптимистическим настроем) стихах раннего Окуджавы нет ничего общего с описываемыми здесь событиями, кроме, пожалуй, того простейшего факта, что Виктор — а именно он выдвинулся здесь на роль главного действующего лица, и с его слов мне приходится описывать этот эпизод, — действительно, проснулся в этот день очень-очень рано. Было лишь самое начало шестого.