Пророчица - страница 35
— они-то и подтолкнули меня остановиться на таком названии для жутковатой по содержанию главы, но всё же в бодрых (я бы сказал, в насыщенных оптимистическим настроем) стихах раннего Окуджавы нет ничего общего с описываемыми здесь событиями, кроме, пожалуй, того простейшего факта, что Виктор — а именно он выдвинулся здесь на роль главного действующего лица, и с его слов мне приходится описывать этот эпизод, — действительно, проснулся в этот день очень-очень рано. Было лишь самое начало шестого.
Надо сказать, что определенное проснулся в начале шестого не вполне точно выражает суть дела: может, вернее было бы сказать окончательно проснулся. За истекшие часы Виктор уже просыпался два или три раза. Каждый раз, осознав, где он, что и как, он приходил к верному решению: надо встать и, собрав силы, добраться до своей кровати, но приступить к осуществлению этого плана ему никак не удавалось, и через несколько минут он опять впадал в тяжелое забытье. Однако в этот раз, окончательно проснувшись, он смог выполнить намеченную программу-минимум. С трудом поднявшись и не вполне твердо держась на ногах, он первым делом отправился на кухню, где ополоснул лицо холодной водой и сделал несколько глотков из-под крана. Нельзя сказать, что ему полегчало: мутить стало еще больше. Я не берусь описывать Витины состояние и ощущения, но думаю, что это не так уж и обязательно. Та часть моих будущих читателей (а я не теряю надежды дописать сей опус до конца и приобрести каких-никаких читателей) — преимущественно мужская, — которая бывала в Витином положении, в моих описаниях и не нуждается, а тем, кто знает о похмелье лишь с чужих слов, я все равно ничем помочь не могу — тут требуется литературный талант не моего уровня — и могу лишь сказать, что чувствовал себя Виктор крайне скверно.
Посетив некий расположенный рядом с кухней храм уединения, наш герой нетвердой походкой поплелся в свою комнату, шаря на ходу по карманам и доставая ключи: к счастью, они оба оказались на месте — и от комнаты, и от входной двери. Каждый его шаг отзывался в голове резкой ужасной болью: будто гвоздь в голову забивают, делился он потом впечатлениями. «У… твою… — матерился он про себя, пытаясь вспомнить детали предшествующего вечера, — чем они нас там угощали? Кочегары хреновы! Настойкой боярышника? Ничего не помню». Добравшись, наконец, до своей кровати, он стащил с себя и бросил на стул мятую-перемятую и вывоженную в пыли и какой-то дополнительной белой грязи (известке что ли?) куртку, после чего постанывая и продолжая жалобно материться, улегся на покрывающее постель одеяло прямо в ботинках — нагнуться, чтобы расшнуровать их, у него не хватило решимости. Однако лежал он недолго, уже через пару минут стало ясно, что долго переносить эти мучения он не в состоянии. Лежа на мягкой постели, он чувствовал себя даже хуже, чем в момент просыпания на полу в коридоре. Наркотический, обезболивающий эффект алкоголя стремительно уменьшался, да и выпитый стакан воды, видимо, сыграл свою усугубляющую тяжесть состояния роль. Чтобы облегчить эту невыносимую пытку, надо было что-то делать, и Виктор хорошо знал, что именно ему требуется. Надо было срочно поправиться. Но раздобыть что-либо эффективное в шестом часу утра было непростой задачей. Да и денег после вчерашнего у него не оставалось ни копейки, как он выяснил еще раньше, когда обшаривал свои карманы в поисках ключей. Оставался один — неприятный для Витиного самолюбия, но не имеющий в данных условиях альтернативы — выход: обратиться за помощью к Жигунову. По Витиным словам, у нашего «Старожила» всегда была в запасе бутылка водки, а может, и не одна. Можно сказать, что в этом отношении он был не вполне русским человеком, несмотря на свои чисто русские имя, фамилию и внешний вид.
Для истинно русских такой стиль жизни абсолютно не характерен, что проводит достаточно резкую границу между нашими людьми и другими нациями (правда, поляки, по слухам, ближе в этой сфере к русским, нежели, допустим, к немцам и прочим шведам). Если средний европеец выпивает какую-то свойственную ему дозу (тут даже неважно, велика эта доза или мала) и считает процесс законченным, оставляя не выпитое до следующего раза, то отнюдь не так ведет себя среднестатистический потребитель алкоголя, выросший в отечественных условиях и впитавший в себя наши традиции. Севшие за стол истинно русские не встанут из-за него, пока не выпьют всего алкоголя, имеющегося в доме и того, который им удастся раздобыть в процессе своего веселого времяпровождения (при этом опять же неважно, будет ли это бутылка водки на троих или же шесть бутылок, выпитых в той же компании). Не исключено, что при этом та же участь постигнет и флакон хозяйского одеколона, и даже хозяйкины духи, которые та не догадалась вовремя припрятать. Чаще всего мера выпитого определяется вовсе не привычками и настроением участников выпивки, а их наличными материальными ресурсами и возможностями быстро конвертировать их в спиртные напитки. Возможна, конечно, ситуация, когда все сидевшие оказываются уже под столом, а в бутылках на столе еще остается что-то недопитое, но такие случаи исключительного изобилия спиртного встречаются крайне редко, и они никак не могут поставить под сомнение все наши предыдущие умозаключения и выводы.