Провинциалка - страница 20

— Нетрудно заметить, что ты строго придерживаешься древнего правила: "О мертвых ничего, кроме хорошего!" — ввернул я, бросая на нее иронический взгляд.

— Никогда не следовала этому глупому принципу. Считаю его вершиной человеческого лицемерия.

— А зачем Перфанову было нужно… сажать Тенева?

— Очень просто, из-за его пресловутой технологии, которую он пытался внедрить как новаторскую… Прошло много лет, пока, наконец, выяснилось, что эта технология, за которую он получил множество орденов и наград, — полный блеф!

— Почему блеф? Она ведь давала отличные результаты!

— Это он выдавал их за отличные, — криво улыбнулась Стратиева. — Ему довольно долго удавалось вводить в заблуждение начальство в Софии, но в конце концов истина выплыла наружу. Оказалось, что Михаил был прав, протестуя против внедрения. Но что из этого — столько лет гнить в тюрьме! Попал, как кур во щи…

Когда вскоре я остановился у тротуара, она взглянула на меня, и в ее зеленоватых глазах сверкнул огонек раскаянья.

— Знаешь, пару лет тому назад мы с Атанасом смотрели твою пьесу, нам понравилось.

Я испытывал органическое отвращение к слову "нравится", но все же кивнул, сдержанно улыбаясь.

— Благодарю.

— Ну, до свидания! — резко протянула она мне руку. — Рада была увидеться, хоть и по такому поводу…

Я шмыгнул носом в новом приступе раздражения.

— Прости, хочу спросить у тебя еще кое-что… Раз у тебя такое мнение о покойном, почему ты пришла на похороны и настаивала на том, чтобы проводить его до могилы?

Она смело выдержала мой взгляд.

— Не думай, что я сделала это по соображениям героя "Круглой шляпы" — чтобы убедиться в том, что Перфанов действительно мертв и предан сырой земле. Меня попросил Атанас, а в отличие от меня — он благороден и абсолютно не злопамятен…

— Благодарю за исчерпывающее объяснение… Особый привет товарищу Стратиеву!

— Обязательно передам! — кивнула она. — Он обрадуется… Желаю тебе всего наилучшего и новых творческих успехов!

Мне показалось, что она хотела добавить еще что-то, но передумала, весело тряхнула волосами и легко выскользнула из машины…

…В уши ударил приглушенный гул множества голосов. Широкий коридор управления рудников в Рудоземе был приспособлен под зал заседаний. Около сотни мужчин и женщин, сидя на выстроенных неровными рядами стульях, возбужденно шумели.

В конце коридора виднелся длинный стол, накрытый красной скатертью, а в сторонке возвышалась прокурорская кафедра. Все окна были широко распахнуты, и через них в помещение вливались волны знойного июльского полдня.

Мы с Норой сидели рядом в третьем ряду.

В коридоре воцарилась тишина, дверь директорского кабинета открылась, впустив членов суда.

Председатель был полным мужчиной, коротко подстриженным, с маленькими глазками, утопавшими в складках и мешках, двое его коллег — судебные заседатели — казались совершенно безличными, в то время как прокурор поразил меня своей мрачной красотой, подчеркнутой неестественным лихорадочным румянцем на мужественных впалых щеках.

Все заняли свои места, и сразу же из противоположной двери ввели Михаила.

Его волосы были коротко острижены, что изменило его до неузнаваемости. На мгновение мне показалось, что наши взгляды встретились, но он тут же перевел взгляд на Нору. Лицо его на секунду озарилось, но затем — как после яркого света — стало еще темней.

Он встал перед судом, повернувшись к нам в полоборота… Анкетные данные, скучные процессуальные формальности. Голос звучал глухо и сдавленно.

Я почувствовал на своей руке руку Норы.

— Спокойно! — шепнул я ей на ухо.

— Значит, люди нового поколения, как вы их назвали, выразили вам свое доверие? — донесся до моего слуха голос председателя.

— Да! — ответил Михаил. — Именно так.

— Какие должности вы занимали в Родопском рудном бассейне после 9 сентября 1944 года?

Он немного подумал и перечислил:

— Вначале я был директором флотационной фабрики в К., затем — технологом в Мадане, главным инженером в Рудоземе, затем — директором фабрики в Среднегорцах и вот уже год — главный инженер в К.

Председатель перелистывал какие-то страницы, лежащие на столе перед ним, будто сверяя по ним достоверность показаний Михаила.