Псарня - страница 59
— Так точно!
— Свободны!
— Герр оберстлёйтнант, — обратился к начальнику школы Сандлер, — разрешите вопрос?
— Говори.
— Что будем делать с Путилоффым, если, конечно, он выживет?
— Добить, — рыкнул Ланге, непроизвольно схватившись рукой за прокушенное ухо. — Все равно не жилец!
— Ланге, я вижу, до тебя так и не дошло, о чем я сейчас тут перед всеми распинался? — Нойман навалился грудью на стол, и впился взглядом в Альберта.
— Герр оберстлёйтнант, неужели вы оставите нападение на немца… Настоящего чистокровного, — при этом слове Сандлер отвернулся, чтобы Ланге не увидел его скептическую улыбку, — немца! Сопляка надо добить, чтобы другим неповадно было!
— А ты что скажешь, Михаэль? — Нойман перевел взгляд на мастера-наставника.
— Нападение на немца, это, конечно, ни в какие рамки не лезет….
Ланге довольно осклабился, дескать, и не сомневался, уж тут-то все арийцы заодно. Но следующая фраза Сандлера вогнала кантиненляйтера в ступор:
— Но я считаю, что наказывать Путилоффа не стоит.
— Ты рехнулся, Михаэль?! — не поверил своим ушам Ланге. — Да стоит только спустить такое — каждый еврейский щенок посчитает своим долгом впиться нам в глотку!
— Это славяне, — поправил хозяйственника Сандлер.
— Да какая, к чертям собачьим, разница?! — брызнул слюной Альберт.
— Да, Михаэль, по-моему, ты слишком мягок, — поддержал кантиненляйтера Роберт Франц. — Наказать все-таки стоит…
— Ты тоже считаешь, что нужно его добить? — в лоб спросил Михаэль. — По-моему, он уже и так понес заслуженное наказание: еще не известно, выживет или нет.
— Ну… Я понимаю, Путилофф — твой лучший курсант, но Михаэль… Мы должны пресекать подобное в зародыше! Чего ты так за него вцепился?
— В случившемся — большая доля моей вины, — мрачно произнес Сандлер.
— Поясни, — вмешался в разговор Нойман, — ты-то здесь причем?
— Сегодня утром, беседуя с курсантом Путилоффым, я неосторожно затронул одну тему…
— Интересно, какую же? — спросил Нойман. — Если она привела к таким последствиям…
— Мы обсуждали тему взаимодействия командира и подчиненного. Я попытался донести до моего заместителя мысль, что командир всегда в ответе за своих бойцов. Что он — отец солдатам, плоть от плоти…
— Очень верная мысль! — согласился начальник школы. — Все мы прошли жесткий отбор (кандидат на офицерскую должность посылался в боевой полк (во время войны обязательно в полк, ведущий боевые действия) на год солдатом), и знаем каково в солдатской шкуре!
— В этом-то и проблема! — воскликнул Сандлер. — Я не ожидал, что мои… гхм… напутствия, так подействуют на мальчишку.
— Ты думаешь, что Путилофф просто встал на защиту своего подчиненного?
— Так точно, герр оберстлёйтнант! Едва Вольф понял, что наш уважаемый, — Сандлер картинно наклонил голову, — кантиненляйтер Ланге, забьет его солдата до смерти…
Ланге угрожающе приподнялся:
— Так это я, значит, во всем виноват?
— Ланге, успокойся! — прикрикнул на хозяйственника Нойман. — Никто тебя не обвиняет! Но на будущее — никакого рукоприкладства! Докладываешь обо всех нарушениях дисциплины мастерам наставникам, а уже они будут определять наказание курсантам, согласно степени их вины! Понятно?
— У-у-у… — Ланге буркнул нечто нечленораздельное.
— Не слышу ответа! — повысил голос Нойман.
— Так точно!
— Итак, — подытожил Бургарт, — Путилоффа, если оклемается — не наказывать! С него действительно хватит. Все свободны, господа!
Глава 7
>31.06.1962
>Рейхскомиссариат «Украина».
>«Псарня» — первый детский
>военизированный интернат
>для неполноценных.
Аромат пищи, пробивающийся сквозь густой и вязкий запах медикаментов, приятно щекотал ноздри. Вовка принюхался: супчик, куриный. В животе требовательно заурчало. Мальчишка втянул манящий запах и задохнулся: грудь словно камнем придавило и заныли ребра.
— Ох, ё-ё-ё! — просипел Путилов, когда следом за ребрами боль прострелила голову.
— Очнулся, болезный? — услышал Вовка знакомый голос медика Сергея. — Зачастил ты что-то ко мне.
Путилов с трудом приподнял тяжелые веки и тут же поплыл: пол и потолок медблока закружились в бешеном хороводе. Рвотный спазм сдавил пересохшее горло.
— Лежи, не дергайся! — поспешно предупредил мальчишку Рагимов. — Нельзя тебе!