Путь в рай - страница 19

Хозяйка в золоте и алых шелках, хлопоча, порхала по комнате подобно сладкой бабочке.

Как тонка её талия! — едва не ломится под тяжестью спелых грудей, — как туги чёрные косы! Глаза газели, запах…

Тьфу ты, запах и правда странный! Сладковатый, с мёртвым тоном внутри себя. Ох, не зря дымят курильницы: воздух в комнате заплывает неверным сизым туманом. Вон, эти и вовсе окосели, сидят как истуканы на своих подушках, глазом не моргнут.

Амад глянул на Сарисса — заметил ли тот подвох?

Сарисс понял, чуть заметно пожал плечами: мол, что ж, пусть женщина балуется, им с Амадом это неопасно.

И правда — вокруг него воздух становился всё чище, хотя чадили курильницы нещадно.

Поэтому ли хмурилась рани, поэтому ли предложила им омовение с дороги? Неизвестно. Однако, выйдя из опасной комнаты, Амад перевёл дух.

— Это ты что-то сделал с дымом? — спросил он Сарисса.

— Пережёг. — И, поймав недоумённый взгляд Амада, пояснил по-своему, непонятно: — Огнём Творения. Это просто. Я тебя научу. Дышать надо через пупок.

Амад понимающе покивал. Ясное дело, пупок — он всему голова! Но дышать огнём он пока не собирается, пусть это и просто. Ещё сожжёшь себе чего-нибудь в животе.

В мыльне-хамаме властвовал банщик — дюжий мужик с беловатым, вроде бы рыхлым телом, но силищи неимоверной. В тёплом волглом тумане хамама он размял их тела, вытянул из мышц усталость, вымыл нарождающиеся болячки, вправил суставы, а когда играючи встряхнул парней как малых котят, Амад услышал, как защёлкали и встали на место все позвонки в хребте. Ох и легко стало!

Невозмутимый банщик делал своё дело молча, не замечая возбуждённого жестокой телесной лаской Амадова члена и застенчивого подрагивания члена Сарисса, который хозяин явно заставлял вести себя смирно. Но всё равно Амад банщика постеснялся и осуществить желаемое тут же, на подогретом мраморе, не решился. Мужчина должен уметь сдерживать свои желания — вздохнул Амад. Много обязанностей у мужчины! Не то что у женщины — заплела себе косы и давай болтать всякие лестные для мужчин слова…

От дурмана ли, от волшебства бани, или от всего пережитого — развезло, разморило, и он уснул прямо на ковре у бассейна, с виноградиной во рту.

Спали крепко, без страха.

Утро случилось торжественное. Начиная с блаженно зелёного света сада, птичьего весёлого гомона и кончая чудесным запахом баранины и пряностей, изобильно витавшим в воздухе.

----------------------------------------------

Примечания:

* Рани — госпожа

* Мохини — чарующая

* Сандар — красивый

* Арун — красота восходящего солнца

* Нитья сумангали — вечносчастливая невеста, другое название дэвадаси, божественных танцовщиц.

*Мерали — флейта

Санскрит

Пришёл Сарисс — в своей белой галлабии, но в новых белых же шальварах с красными кисточками у щиколоток и с разрезами по бокам. Как далеко идут бесстыжие разрезы, Амад не успел выяснить - слуга принёс одежду и ему, две стопки. В одной — старая, постиранная и починенная, в другой подарок: рубаха, штаны и длинная жилетка. Всё тёмно-синее и серое, никаких тебе кисточек и разрезов.

Посмотрев на слугу, одетого тоже в серое и тёмно-синее, на его длинную жилетку, Амад плюнул и напялил своё, старое.

Сарисс хмыкнул, но вроде одобрительно.

За столом хозяйки не было, зато давешние мужчины были нынче оживлённы и разговорчивы. Пока Амад уплетал плов с изюмом и нутом, выискивая среди жёлтого риса торчащие хвостики чеснока, они завели высокоучёную беседу.

— Из пяти скандх состоит всё видимое и невидимое! — возгласил седобородый.

— Из атомов! Из атомов! — перебил его другой почтенный мудрец.

— Всё видимое состоит из электромагнитных волн, а невидимое — это просто их отсутствие! — пренебрежительно бросил молодой шахин.

Амад отмахнулся от глупостей, а Сариссу, наоборот, очень понравилась беседа, и он залопотал что-то о точке сборки кольца, которая видима, но которой не существует.

Амад, облизав жирные от плова пальцы, попробовав мягкий белый сыр, щербет с орехами, съев похожий на нежную попку абрикос, почувствовал необходимость выйти.

Вопросы видимости и невидимости волновали его в сугубо прикладном смысле: надо было найти удобное местечко, но так, чтобы тебя из дому не было видно.