Путёвые записки - страница 18

Блондинчика звали Игорь. Про себя я продолжал называть его ангелочек, настолько невинный у него был вид. Свой срок он получил за неосторожное убийство бабушки. Случайно сжёг её.

Моё уважение Игорь заслужил на «тумбочке». Там происходил отсев доверенных стукачей. Пока все мы часами сидели скрючившись на скамейках и не имели право　 почесаться, человек на «тумбочке» мог стоять и даже вертеть головой. И ещё у него была власть.

Каждого из нас, по-очереди, ставили на десять минут рядом с тумбочкой. Это называлось дежурство. Мы обязаны были искать нарушителей и докладывать о нарушениях дневальному карантина. Нарушения заключались в том, что зек мог повертеть затёкшей шеей, почесаться или посмотреть в сторону. Стоящий на «тумбочке» должен был тут же указать пальцем и громко заявить: «нарушение!». Провинившегося без суда и следствия выводили в коридор и били. Дежурного на «тумбочке» могли угостить сигаретой. Чуть позже, при распределении по отрядам, лучшие доносчики становились дневальными. Или их забирали в «Секцию дисциплины и порядка» - отдельное тоталитарное государство в и без того бесправном лагере.

Игорь был первым, кто отказался доносить. Он смотрел по сторонам, но ни одного нарушителя так и не выявил. Когда дневальное «гадьё» заметило саботаж Игорька, то тому досталось за двоих. Вернувшись ко мне на скамейку, он дрожал от побоев и издевательств, но я заметил его улыбку. И я уже гордился им. Его пример помог так же молча простоять своё дежурство и мне.

Ещё чуть позже, когда «гадьё» забило до смерти одного из зеков, Игорь шепнул мне фамилию умершего бедолаги: «Храпов». Я повторял эту фамилию раз за разом - так я выбрал путь того, кто стал запоминать и палачей и жертв этого «краснознамённого» лагеря.

На распределении мы с Игорем попали в один отряд. Я с затаённым чувством мести ушёл работать статистом в штаб — так я обрёл власть над информацией. Игорька же к его ужасу поставили на «тумбочку» в отряде. И пусть отряд, в отличии от других, был не режимным, Игорь всё равно должен был следить за осуждёнными, доносить о нарушениях, вести списки передвижений особо опасных для режима зеков. «Ангелочек» начал чахнуть и саботировать.

Игорь пытался дружить со мной, жаловался на то, что «дневальный - это не его тема», но я с каждым днём всё реже и реже общался с ним. Жизнь лагеря затянула меня, и мои интересы уже никак не пересекались с его проблемами. Теперь моей мечтой было подполье и сбор фактов. Я предложил Игорю отнестись к своей работе, как к внедрению для сбора компромата на сотрудников лагеря, но Игорёк же не хотел доносить даже мне. Спустя месяц его перевели в медсанчасть.

Завхозом медсанчасти был боксёр. По имени его никто не называл, даже сотрудники. Просто «Бокс». Он был спокоен как камень, имел срок в десятку за причинение тяжких телесных и тесно общался с оперотделом. Дневальных медсанчасти Бокс флегматично гонял апперкотами, и Игорёк у него не продержался и пары суток. Что-то случилось, и того забрали в СДП.

В «секцию дисциплины и порядка», что официально называлась «добровольная пожарная дружина», осуждённых переводили по разным причинам. Одни туда попадали в качестве «соглядатаев» - эти стояли в лагере на каждом углу, выискивали нарушителей и записывали их проступки в блокноты. Других списывали в СДП на перевоспитание. Эти частенько били стёкла и резали себе вены.

«Наблюдателем» стал и Игорёк. В компании опытных «эсдэпуриков» он стоял на углу штаба, учился выявлять нарушения, записывал передвижение сотрудников по лагерю, «точковал» определённых зеков и подавал сигналы своим коллегам на других углах. Пару раз я с ним поздоровался, но не услышав ответного приветствия, вскоре вовсе перестал его замечать. «Скурвился», - с презрением подумал я и забыл о нём.

Спустя пару недель наш отряд в очередной раз строился на проверку. Мимо прошёл Игорёк. Он мрачно посмотрел сквозь меня и снова не поздоровался. После переклички все мы возвращались на рабоче места и в отряды. Я возвращался на работу в штаб. Там-то, в туалете штаба, Игорька и нашли. Он заперся, перекинул шнурок от ботинка через трубу, что шла на уровне пояса, присел и навсегда уснул. «Минус один на этап». В чёрном мешке.